Гувернантка из Лидброк-Гроув
Шрифт:
– Это конец, Эмма! Мы разорены и больше нас ничто не спасет.
И, не обращая больше внимания на мои дальнейшие испуганные вопросы, он медленно стал подниматься наверх в их общую спальню с моей мачехой. Я, охваченная недетским смятением, осталась стоять на месте, пока проснувшаяся нянюшка Мэг не нашла меня и не выбранила за самовольную отлучку.
– Вы очень непослушная девочка, мисс Эмма, а таких непослушных детей как вы, дьявол забирает к себе в преисподнюю, - в сердцах закончила она.
Дьявола и его происков я очень боялась с раннего детства и поэтому беспрекословно дала увести себя няне обратно в детскую спальню и уложить в постель.
» Глава 2
В день похорон моего отца пошел долгий холодный дождь. Еще утром няня Мэг, выглянув в окно детской, озабоченно заметила:
– Собираются тучи. Как бы не хлынул ливень и не намочил всех этих важных джентльменов и леди, которые приедут к нам из столицы. Вам нужно, мисс Эмма, перед выходом из дома надеть самый плотный плащ.
Я согласно кивнула ей в ответ головой и безропотно дала ей надеть на себя черное траурное платье, хотя оно мне очень не нравилось и моими любимыми нарядами были платья светлых цветов. Но смерть папы причинила мне столь большое горе, что я согласилась бы всю жизнь ходить в черных одеяниях, лишь бы только он ожил и снова начал играть и разговаривать со мною.
Опасение Мэг оправдалось. К часу дня, когда собрались все мужчины и женщины, желавшие проводить отца в последний путь, начали падать первые капли дождя. Стоило моей мачехе Джейн выйти на крыльцо парадного входа дома, чтобы возглавить похоронную процессию, как дождь усилился, и большие струи воды быстро потекли по стенам дома, словно Хайгейт-Хаус тоже оплакивал вечную разлуку со своим молодым хозяином.
– Мэг, это верно, что сейчас папа находится на Небесах, рядом с моей матушкой и ангелами, - шепотом, чтобы меня не услышала Джейн, спросила я няню, глядя на эти нескончаемые потоки дождя.
– Верно, мисс Эмма, уж очень он был хорошим джентльменом, - всхлипнула Мэг, в последний раз поправляя на мне капюшон плаща. Она не могла сопровождать меня в церковь, поскольку накануне сильно натерла большой палец ноги, и я со вздохом отошла от нее, чтобы встать рядом с моей мачехой.
Тогда все провожающие как по команде открыли свои зонты и мы все медленно последовали за лакированным темным гробом, водруженным на повозку. Ее тащила пара сильных вороных лошадей, украшенных черными плюмажами и траурными попонами.
Родовая усыпальница Линнов находилась самое большее в полутора милях от особняка в здании местной приходской церкви. Расстояние было относительно невелико даже для идущих пешком людей, но непогода – непрекращающийся ливень и непрестанно усиливающийся ветер делал церемонию прощания с владельцем Хайгейт-Хауса довольно тяжелым испытанием и для закаленных людей. Несмотря на добротный плащ с капюшоном, я сильно продрогла под дождем и, если судить по отдельным высказываниям и репликам, остальные участники похоронной процессии
Все участники похоронной процессии почти выбились из сил, прежде чем показалась стройная башня с вытянутыми готическими окнами и остроконечными завершениями на углах. С чувством внутреннего облегчения я вошла в полутемный храм и опустилась на свое место церковной лавки рядом с мачехой. За нами на скамьях чинно начала рассаживаться большая толпа остальных провожающих в последний путь моего отца, занимая почти все места. В своих траурных одеждах они напоминали в сумеречном свете церковного нефа стаю нахохливших промокших ворон.
Наш викарий Ричард Вуд, понимая угнетенное состояние собравшихся людей, тут же без проволочек начал служить заупокойную службу. Когда же носильщики стали вносить в родовую усыпальницу Линнов гроб, он прочувствованно произнес главную заупокойную молитву из «Тhe Book of Common Prayer» - «Книги Общих Молитв», которая неизменно входила в этот основной молитвенник англиканской церкви, начиная с 1549 года.
– Веруем и чаем воскресения в вечной жизни чрез Господа нашего Иисуса Христа, вверяем Богу Всемогущему нашего брата Элвина, и предаем земле его прах, - раздалось под сводами храма.
– Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху: в надежде на воскресение к жизни вечной во Христе Иисусе.
Но Христос воскрес из мёртвых, первенец из умерших, и мы знаем, что Он и нас воскресит, и наши смертные тела станут подобны Его славному телу.
Бархатный голос викария на время успокаивающе подействовал на мою неокрепшую детскую душу. Чувство горя уменьшилось, и во мне пробудилась неясная надежда, что я не окончательно рассталась со своим любимым отцом, и когда-нибудь мы непременно снова увидимся на небесах.
Однако прощальный стук гроба, столкнувшийся с мраморной плитой соседней могилы, отозвался в моем сердце похоронным звоном, а рано наступившие сумраки ненастного дня, несущие с собою вечерний мрак и душевное смятение, усилили мою тоску. Окончание похорон не только не принесло мне прочного облегчения, но увеличили мое отчаяние, поскольку в доме уже больше не находилось даже бренного тела моего отца и все вокруг напоминало о том, что его больше нет на земле.
По возвращении мачеха распорядилась слугам подать гостям горячий чай и свежую домашнюю выпечку. Чашка данного мне терпкого дымящего напитка согрела мои озябшие пальцы, но ничто больше не могло согреть моего сердца, заледеневшего от горя. На меня почти никто не обращал внимания, хотя выражение глубочайшей горести, вперемежку со слезами было ясно видно на моем детском личике. Джейн, заметив мои слезы, сурово велела мне вести себя прилично и держать себя в руках. Остальных взрослых занимал вопрос, что из себя представляют новые владельцы Хайгейт-Хауса и когда следует ожидать их приезда. Мне и моей мачехе Джейн дом, в котором я появилась, больше не принадлежал. Жена и дочь прежнего владельца поместья утратили всякое значение и представляли собою интерес для собравшихся господ не больше, чем старая сломанная мебель, которую предназначили на вынос. Только жена приходского священника Кэтрин Вуд обратилась ко мне с ласковыми ободряющими словами и сочувственно пожала руку вдове моего отца на прощание.