Гувернантка
Шрифт:
— Она вряд ли достойна таких комплиментов, — поджала губы мадемуазель Альберт.
Карие глаза Елены Петровны зажглись интересом.
— Вы хотите что-то сообщить, мадемуазель? Под пристальным взглядом Елены Петровны мадемуазель Джонсон постаралась не показать неприязни к мисс Джонсон. Открытые нападки, подумала она, вряд ли сослужат ей добрую службу сейчас. К этому нужно идти постепенно.
— Вы правы, я должна вам кое-что сказать. Это не столь важно, но все же…
— Выкладывайте, моя дорогая мадемуазель.
— Как выяснилось, во время
Елена Петровна рассмеялась:
— Он похож на своего отца. С этих пор уже обожает красивых женщин.
— Он восхищался не балериной, а ее лошадьми.
— О, его бедный папенька тоже любил лошадей.
— Мне кажется, не стоит поощрять подобного поведения детей. Мистеру Хенвеллу следовало это знать. Но, смею заметить, внимание Анны Егоровны привлекла мисс Джонсон. Все же Алексис не должен был приветствовать ее.
— Чепуха. Он еще ребенок.
— Но при сложившихся обстоятельствах… — Мадемуазель Альберт деликатно замолчала.
— Князь Разимов волен держать любовницу, это исключительно его дело. Маловероятно, что он женится на ней.
— Но если дети узнают…
— Каким образом?
— Татьяна все подмечает. Ей уже десять лет.
— Если будут соблюдены все приличия, она ничего не узнает. Сейчас не поймет, а позже это не будет иметь значения. Годам к семнадцати девочка, вероятно, сама выйдет замуж. Она обещает стать настоящей красавицей.
— И все же… — Мадемуазель Альберт рассеянно смотрела в свою чашку, не осмеливаясь поднять глаза. — И все же именно мисс Джонсон привлекла внимание этой особы. Возможно, она даже заговорила с ней.
— Не преувеличивайте! Ваша забота о детях делает вам честь, но давайте не будем делать из мухи слона. Повторяю, князь не собирается жениться на этой женщине, а его личная жизнь никого не касается.
— Жениться! — зло воскликнула мадемуазель Альберт. — Мы не должны произносить это слово. Такая женщина, как Анна Егоровна, молодая, здоровая и сильная… как корова… наверняка родила бы сына.
Елена Петровна едва не задохнулась от ее слов. Женщины молча смотрели друг на друга. Тишину нарушало лишь потрескивание дров в печи.
— Сына! А мой Алексис? Ведь это он должен стать наследником князя!.. Сын князя, появись он на свет, лишил бы Алексиса наследства.
— Именно, — поддакнула мадемуазель Альберт. Ее маленькие темные глазки злобно блеснули.
«Теперь вы знаете, чего следует опасаться», — подумала она.
— Мой кузен, князь, имеет твердые намерения сделать своим наследником моего сына. Так что давайте не будем даже намекать на женитьбу… эта идея абсурдна. Князь опечален кончиной супруги, но он такой же мужчина, как и все остальные.
В карих глазах Елены Петровны сверкнула радость. Казалось, между женщинами, смотрящими друг на друга в изящной дамской комнате, был заключен таинственный сговор. Две другие женщины, красивые и молодые, слились в воображении мадемуазель Альберт в единое целое: балерина Анна Егоровна и гувернантка-англичанка
Глава 3
Деревья, стояли в цвету, наполняя ароматом воздух. Софи с нетерпением ждала прогулок с детьми. Ей очень нравилось прогуливаться или проезжать в карете по широкому Невскому проспекту и наблюдать за его бурной жизнью. Со дня своего приезда в Россию Софи мало видела Елену Петровну, не считая редких случаев, когда они обсуждали успехи детей.
Однажды Елена Петровна одевалась к балу, и Софи пришла в восторг от ее миниатюрной, пухленькой фигурки, облаченной в пурпурный бархат. Оттененная бархатом кожа Елены Петровны казалась необыкновенно белой, белее роскошной нити жемчуга, обвивающего шею. Бриллиантовые серьги ярко сверкали, отражаясь в свете канделябров.
— Я в восторге от успехов моих маленьких племянниц, — объявила Елена Петровна. — Надеюсь, вы останетесь у нас до тех пор, пока Екатерине не придет пора учиться в Смольном.
Софи присела в реверансе и поблагодарила за похвалу.
— Но, — сказала она, — это случится не раньше чем через четыре года. Не думаю, что могу дать вам подобное обещание.
— Вы здесь несчастливы?
— Счастлива, но… — Софи замолчала.
Она не могла объяснить, что есть нечто такое, против чего она вынуждена бороться, — некая хрупкость и ненадежность в отношениях, которые будут длиться до тех пор, пока она не достигнет возраста фрейлейн Браун или мадемуазель Альберт. Разве ее ждет не то же самое? Почему в душе словно звучит голос, предостерегающий об опасности? Софи не могла понять причину этих страхов. И уж тем более объяснить Елене Петровне.
— Ну, хорошо, — небрежно обронила Елена Петровна, — давайте довольствоваться настоящим. Князь, насколько я знаю, высоко ценит ваши старания, он не раз отзывался о вас с похвалой.
— Их сиятельство так добры…
— Скажите, мисс Джонсон, во время ваших прогулок дети не забывают кланяться знакомым, которых вы встречаете?
— Алексис Карлович отдает честь всем встречным, — улыбнулась Софи. — Особенно если у них превосходные лошади.
— Дети всегда должны помнить правила этикета, особенно по отношению к графине Ланской, которая очень стара и почти слепа и выказывает им так много доброты.
— Их манеры, надеюсь, вряд ли оставляют желать лучшего.
— Особенно в отношении лошадей, — улыбнулась Елена Петровна. — Насколько мне известно, у Анны Егоровны замечательные лошади.
— Вы правы. Но в последнее время мы ее не встречали.
— К разочарованию Алексиса, несомненно. А теперь мне пора. Думаю, князь ждет меня.
Софи увидела князя. Он спускался по лестнице, одетый в военную форму. Ордена на его груди сверкнули бриллиантовым блеском, когда он прошел под канделябром. Задержавшись у подножия лестницы, он кивнул издали, и направился в покои Елены Петровны.