Гвардейские залпы
Шрифт:
Погода стояла жаркая, небо безоблачное. За зеленой рощей, в которой расположился полк, протекал Бузулук - привольная степная река, прозрачная и светлая, богатая рыбой. В свободное время полковые любители рыбалки просиживали на берегу часами. Не обходилось и без запрещенных приемов. Нет-нет да и вздымался высоченный столб воды от взрыва толовой шашки или противотанковой гранаты.
Ни я, ни Комаров рыбаками себя не считали. За всю свою жизнь довелось мне рыбачить всего несколько раз, да и то с бреднем. А тут не устоял перед соблазном.
–
– Может, Богаченко еще прихватим?
– Обойдемся! Начнет ахать да предосторожности разводить.
Через несколько минут мы уже выходили из расположения дивизиона с ведром, в котором лежало несколько противотанковых гранат.
Раздевшись, я по всем правилам метнул гранату. Оба залегли на берегу, ожидая разрыва. Высокий столб воды, глухой грохот и... громкие стоны в зарослях у самого берега.
Перед остолбеневшими "рыбаками" из кустов вылез Женя Богаченко, прижимая руку к окровавленной щеке.
Ранение оказалось пустяковым, да и Женя был не такой человек, чтобы поднимать шум, но урок был хорош.
– Через месяц и заметно-то не будет!
– каким-то необычно мягким тоном доказывал Комаров Жене.
– Что ты, Иван!
– возражал Женя.
– Осколочные шрамы всегда очень заметны
Кажется, он был даже не прочь иметь небольшой шрам на щеке.
А на следующий день меня разыскал посыльный из штаба:
– Уполномоченный особого отдела капитан Чупиков вызывает вас к себе.
Я стоял, раздумывая: "Чупиков?.. Это кто? Незнакомая фамилия. Ну, сейчас будет!.. Ранение военнослужащего, расход боевых гранат, то да се..." Неприятно пораженный и встревоженный, я торопливо направился в штаб.
Старший уполномоченный особого отдела встретил меня сугубо официально. Это был тот самый толстяк капитан, что разбудил меня после Красной Поляны. Вот тебе и завклубом...
Чупиков задавал вопросы, на которые я должен был отвечать. И вопросы и ответы записывал на отдельных листах бумаги.
Вопрос первый: сколько телефонного кабеля было оставлено вами под Красной Поляной?
– Кабель у нас весь в наличии, даже лишнего - катушка есть.
– Это вы где-то в стрелковой части достали. Я вас спрашиваю о том кабеле, который был вами брошен в районе Красной Поляны, - смотря мне прямо в лицо, как-то вкрадчиво сказал Чупиков.
– ...пять катушек...
– Также поступили сведения, - сказал дальше Чупиков, - об утере бинокля, взамен которого вы представили трофейный.
Тут я сразу понял, кто ему все эти сведения предоставил. Бурундуков, неизвестно за что ополчившийся на меня. Но где же было взять отечественный, раз утеряли...
– Трофейный - цейсовский, десятикратный, - только и нашелся я что сказать.
Затем он спросил, почему я по прибытии на высоту 120.0 не установил связь с находившимся в Красной Поляне гвардии лейтенантом Будкиным, - начальником разведки дивизиона, и почему покинул высоту, не попытавшись оказать помощь Будкину?
Здесь Чупиков расспрашивал особенно тщательно.
Вопросов было очень много и все они с неопровержимой силой доказывали, что я действовал под Красной Поляной нерешительно, да и вообще оказался просто трусом и плохим командиром.
В заключение старший уполномоченный предложил подписать материал.
Не имел я никогда дела с подобными вещами и расписался на каждом листе в отдельности.
Вышел я от уполномоченного совершенно подавленный. Понуро добрел до берега Бузулука.
Разом рухнули, провалились все мечты. Ведь героем мечтал стать. Комсомолец - и трус! Как же теперь людям в глаза смотреть? Что же теперь будет?.. Из гвардии откомандируют?.. И как все нелепо получилось! Как нужно было действовать? Ссутулясь, я сидел на высоком берегу Бузулука и смотрел на воду, игравшую солнечными бликами.
Здесь и разыскал меня Иван Комаров. Он присел рядом. Долго молчал, а потом сказал, что недавно побывал у уполномоченного. По делу о потоплении машин. Только, кажется, в качестве свидетеля. С кем я мог поделиться бедой, как не с Комаровым? Я рассказал ему обо всем, в чем меня обвиняли.
– Ну, это точно дело рук Бурундукова!
– убежденно сказал Иван.
– Вот же гад! Испугался, как бы ему не попало, и давай валить на других.
Совсем неожиданно Комаров спросил:
"Ну Будкину помочь, я понимаю, ты никак не мог. А кабель? Неужели нельзя было смотать?"
Даже он засомневался.
Немного погодя появился Богаченко. Присел рядом, но так и не заговорил, в конце концов поднялся и ушел. А вскоре подошел Чепок. Он лишь заглянул нам в лица и принялся расхаживать по берегу. Потом, обронив не очень твердо: "Все будет хорошо!" - тоже ушел.
Ночь спустилась, а мы все сидели на берегу...
Все эти дни я не находил себе покоя. Мысль, что не сегодня - завтра придется мне расстаться и со своими разведчиками, и с полком, угнетала страшно. Не по себе было и ребятам из-за того, что все так получилось.
И вот, кажется, эта минута настала. Меня вызвали к командиру полка.
Нетвердыми шагами я направился к штабу.
– Старшим уполномоченным особого отдела оформлен материал на откомандирование вас из гвардии, - Виниченко скользнул глазами по лежавшей на столе серо-голубой папке личного дела.
– Правильность следствия подтверждают ваши подписи...
И вдруг я впервые увидел, что командир полка может улыбаться.
– Под Красной Поляной и Синичкино ваша батарея сорвала наступательные действия немцев, уничтожив при этом их значительные силы. В этом и ваша прямая заслуга. Кроме того, я лично очень высоко ценю ваши решительные действия при переправе полка у Коротояка... Значит, поставим на этом крест, - он положил руку на папку.
– Я даже не собираюсь отзывать оформленный на вас наградной материал. Есть что-нибудь ко мне?