Гвардии майор
Шрифт:
ГЛАВА III
…Начало моего нового положения оказалось омрачёно трауром. Во время первой бомбардировки города с суши погиб адмирал Корнилов. Последними его словами были: «Отстаивайте ж Севастополь!». Место, где был смертельно ранен адмирал плачущие матросы отметили крестом из ядер, собранных здесь же, на батарее.
Чувствовал я себя более чем странно. Я совсем не знал господина адмирала. А видеть мне его довелось только один раз, на параде, да и то издали. Но меня не оставляло такое ощущение, что я потерял бесконечно родного и близкого мне человека.
Невольно
Когда все пришли в себя, Корнилов от души поблагодарил своего спасителя, а Кошка, донельзя довольный, лихо ответил:
– Доброе слово, ваше высокоблагородь, и Кошке приятно!
Эта фраза уже стала крылатой в городе. А на днях Кошку освободили от обязанностей охранника. И вот теперь никто, даже Кошка, не сможет поднять адмирала из гроба.
День похорон был скорбен и сумрачен. Погребальный звон разрывал душу. Этим вечером, учитель вместо занятий пошёл вместе со мной в наш кабачок, где собрались севастопольские вампиры во главе с Магистром. Сегодня все присутствующие вместо вина налили в стаканы водку. И стоя выпили за помин души адмирала. Никто не хотел говорить. В кабачке царило подавленное молчание. Здесь я получил ещё один урок: не смотря на долгую жизнь и некоторую отстраненность от человеческого общества – вампиры высоко ценят талантливых людей и тяжело переживают их безвременную кончину. Посидев так около часа, мы потихоньку разошлись.
Учителю было легче, чем мне. Он мог отвлечься от тяжёлых дум на передовой. А я сидел в номере и мрачно переживал случившееся. Как говаривала в таких случаях моя матушка, меня посетил приступ жестокой ипохондрии…
…Именно в это тяжёлое время меня навестил Кошка. Он ввалился в номер весёлый, румяный и довольный жизнью. От него вкусно пахло порохом и табаком, а щёгольские усики были лихо закручены вверх.
– Ну шо, ваше благородь, как дела? – весело вопросил он.
Я тоскливо посмотрел на него:
– Какие к чёрту дела? Сижу здесь как прикованный! И вы ещё тут Пётр Маркович со своими шуточками!
– Ну не обижайся, тёзка, – хитро прищурился Кошка, – лучше побачь, якый гостинчик я тоби прынис!
И жестом профессионального фокусника, он развернул передо мной шикарный плед.
– Настоящий, шотландский! – присмотревшись, изумился я, – Это же целое состояние! Откуда?!
– Мало ли здесь шотландцев шляется, – лицо Кошки расплылось от удовольствия, – и у каждого, прошу заметить, плед.
– Так вы, что, Пётр Маркович, украли?
Кошка чуть не лопнул от
– Я в жизни таким поганым делом не занимался! А это, этот, как его, трофей! Я что, каждую ночь зазря к ним в тыл хожу? Значит, как штуцер* – это можно, это, пожалуйста! А как плед – это украл?! Между прочим, их сюда никто не звал! А значит они тут вне закона, и всё что у них есть – наше!
Я не мог не признать правды в его мужицкой, твёрдо стоящей на земле, логике. Хотя было в этих рассуждениях что-то варварское. Уловив мои мысли Кошка прищурился и ответил:
– Молодой вы барин да шустрый. У вас отказу никогда ни в чём не было. А мы люди подневольные. Я тех слов, которые вы сейчас подумали, слыхом не слыхивал, пока меня учитель не нашёл…
Судя по тому, что Кошка перешёл на вы, он расстроился. Но и я тоже обиделся – на барина. Вот уж кем я никогда не был. Мой отец, как дед и прадед, честно служил государю, но крепостных не нажили. Да и на счёт «отказу не было», тоже относительно.
Матушка, сколь я себя помнил, всегда экономила. Мы не могли позволить себе лишнего, хотя кители отца, моя одежда и выходные платья матушки были всегда безукоризненны и дороги. Этого требовала честь мундира. Семья капитана не могла себе позволить выглядеть бедно. Зато дома мы обходились лишь самым нужным. Никто из отцовских сослуживцев, насколько я знаю, так никогда и не догадался, сколь тяжело на самом деле нам приходилось. И теперь услышать о моем барстве, было несказанно обидно.
– Слышь, Пётр Львович, извиняй, что ль дурака! – вздохнул Кошка, и его лицо стало печальным и усталым, – Пришёл приятное сделать, а всё, как-то, навыворот получилось. Тяжело мне, как и всем – вот и несу что попало. Ты то сразу видать – не из барчуков. А я ляпнул не подумав.
Глянув на его расстроенную физиономию, я не удержался от улыбки. Уж больно забавно выглядел огорченный Кошка.
– Это ты меня прости, – принимая его тон отозвался я, – они, действительно, сами пришли к нам. Ну, а я забыл, что война. Я её пока только слышу.
– Успеешь ещё, – утешил меня матрос, – чё ж вы все так воевать рветесь? Ладно, давай по маленькой.
С этими словами он выставил на стол флягу, а из ранца извлек варёную баранью ногу.
– Тоже трофей, – похлопывая по ноге, самодовольно сообщил он.
Мы расхохотались.
– Эх, – продолжал тем временем Кошка, быстро нарезая мясо, – всё у нас хорошо, одно плохо, не выпьешь от души, как хочется. Ежели б сразу знал, шо вомперам самогон пить нельзя, ни в жисть бы не пошёл.
– Так может быть не стоит? – осторожно, боясь ещё раз обидеть его, поинтересовался я.
– По глотку ничего не будет! – успокоил он меня, – Пробовано! Вот ежели бутыль, тогда да. Я сперва думал – чудит мой капитан. А потом, так худо было, решил – всё, отвоевался. Спасибо учителю, помог. Правда потом… – он слегка передернулся, и я понял, что Фёдоров отчитал своего ученика по полной программе, а Кошка продолжил, – О! Чуть не забыл! – и на стол легло пяток солёных огурцов.
Мы выпили. Закусили трофейной бараниной с огурцами. Потом Кошка рассказал пару историй из жизни ночных охотников. Оказывается, так называли тех, кто каждую ночь отправлялся во вражеский тыл. Когда часы пробили одиннадцать, он заторопился к себе, время шло к полудню и нам, как порядочным вампирам, пора было спать…