Гвардия Хаоса
Шрифт:
Он не мог оставить окоп для того, чтобы избавиться от снайперов. Точнее, мог, но тогда солдат третьего батальона задавят числом и перебьют всех до одного.
Дженази отыскал взглядом Солу Бианку. Девушка зажимала ладонью простреленное плечо и сорванным голосом отдавала команды не отступать и сражаться до конца. Она видела, что их новый полковник рядом, и ей некогда было думать, как он выжил после того, как ему снесло половину черепа.
А их новый полковник не хотел, чтобы его люди умирали.
Дженази глубоко втянул носом воздух. Слишком сухой. Так мало влаги в этом пустынном краю. Но он чувствовал ее своими ступнями — глубоко под землей. Два… Нет, даже
Сухая коричневая земля взорвалась под ногами наступающих солдат, убивая и калеча их десятками — ударной волной и каменными осколками. Повинуясь воле Дженази, вода пробила себе путь на поверхность, и мощь взрыва, с которым она вырвалась на свободу, могла сокрушить что-угодно. В одно мгновение между позицией третьего батальона и противником образовалась глубокое и широкое ущелье, заполненное бурлящей водой, камнями и изувеченными телами. Дженази не позволил вырвавшейся из-под земли лавине обрушиться на его людей, и вся сокрушительная мощь стихии ударила по наступающему врагу — уничтожая его полностью и без остатка. А когда волна докатилась до вражеских позиций, потеряв большую часть своей силы, он успокоил ее — и поднял в воздух густым непроглядным туманом, накрывшим все в радиусе многих сотен метров.
Противник был ослеплен, дезориентирован, деморализован — и Дженази мог отправиться к нему и резать, рубить, колоть, рвать и ломать, не оставляя никому даже шанса на отступление и спасение. И он едва не поддался этому порыву, едва не обезумел от крови и ужаса своих будущих жертв — и смог остановиться. Оглянулся по сторонам, всматриваясь в потрясенные лица солдат. Они все смотрели на него, как на волшебника, сказочного героя — даже бога. Только что он совершил чудо, пусть и чудо ужасающее. Он убил сотни — но спас их всех, потому что убитые сотни намеревались убить их всех. И Дженази не мог их сейчас оставить. Им нужно было помочь. Перевязать раны, поднять на ноги, успокоить, ободрить, воодушевить — и отправить вперед, туда, где им приказано быть любой ценой — даже ценой собственной жизни. Все, что он мог сделать для них сейчас — это остаться рядом. Подставить плечо и пройти вместе с ними этот короткий, но такой тяжелый отрезок пути.
Но врага, накрытого туманом, нельзя было отпускать. И Дженази собрал остатки своей ненависти и ярости, все еще тлеющие в глубине его души, и вложил их в мельчайшие капли влаги, из которых была соткана молочная завеса. И туман перестал быть просто туманом. Вода, пропитанная мистической энергией Гвардейца, начала притягивать к себе всю прочую воду, которая в этой сухой местности находилась в основном в телах солдат республиканской армии. И их кровь, и все жидкости их тел вытянуло наружу, сквозь поры кожи — и другие, более широкие отверстия. Чудовищная казнь свершилась за считанные секунды, и белоснежно-белый туман окрасился в розовый и алый.
Это был первый и последний раз, когда Дженази применил Кровавый Туман. Никто, кроме него, не понял, что на самом деле произошло с остатками батальонов врага, потому что туман осел и впитался в землю, а обезвоженные тела солдат обратились в прах вместе с одеждой, из которой тоже вытянуло всю воду и разрушило связи между волокнами ткани. Рассыпались даже деревянные приклады винтовок. Остались
Правда была слишком ужасной, чтобы ее можно было даже просто предположить. И никто не стал подозревать в своем спасителе — суровом, но справедливом полковнике Дженази — истинное чудовище.
***
— 879-ый, Такена, 84-ый полк, — произнес Дженази, мысленно отпустив события далекого прошлого и вернувшись в настоящее. Посмотрел на старика снова, заглянул в его ярко-синие глаза — и наконец узнал его.
— Диего, — это был тот самый солдат, которого он спас первым в том бою. За столько лет его взгляд нисколько не изменился, но Дженази было тяжело смотреть, как же сильно постарел тот жизнерадостный и бойкий паренек, который в тот день весь вечер крутился вокруг него, сетуя, что в полевая кухня не может выдать ничего лучше жидкой похлебки. — Диего Гарза. Поздравляю с присвоением звания старшины, бывший рядовой Диего Гарза, — он улыбнулся старому солдату, на глаза которого уже навернулись слезы.
— Спасибо, товарищ полковник… — дрожащим голосом ответил Диего. — До нашего батальона доходили вести, что вы стали генералом и вас назначили командующим Лверийским фронтом в 883-ем, и мы отправили в ваш штаб поздравительное письмо. Скажите, оно дошло до вас?
— Нет, — с грустью покачал Дженази головой. — Военную корреспонденцию часто перехватывали, так что в этом нет ничего удивительного.
— Жаль… — вздохнул Диего. — Капитан Бианка специально писала его левой рукой, чтобы показать вам, что потерянные пальцы больше не мешают ей на службе. Помните, как вы тогда сказали, что ей нужно как можно быстрее справиться с их отсутствием? С того дня она практиковалась левой рукой так упорно, что стала левшой, — старик усмехнулся.
— Вот как? — Дженази вспомнил, как весьма жестко указал девушке, что без пальцев ей в армии делать нечего, и ему стало неловко. Что же, действительно жаль, что до него не дошло то письмо. — А что… — вопрос о том, что с ней случилось потом, стал комом в горле. И он не смог с этим справиться.
— Капитана Бианку серьезно ранило за год конца войны, — Диего правильно понял, что именно он хочет спросить, — и ее комиссовали. Она умерла лет шестьдесят назад, уже совсем старой была. Я тогда думал, что переживу ее лет на двадцать — а оно вот как получилось. Мне иногда пишет ее пра-правнук. Поздравляет с днем рождения, с Днем Победы, с очередной годовщиной победы под Такеной… Раньше мне много кто из детей и внуков нашего батальона писал, а теперь я и их пережил. И мои дети от старости поумирали, и внуки. Двое правнуков еще живы, только одного уже старческое слабоумие совсем накрыло, не узнает меня. А прапраправнуки и дети их с внуками видят только и знают, что о здоровье моем справляются да ждут, когда я наконец коня двину.
Дженази представил, сколько сейчас в Эрте и окрестностях живет потомков Диего, и невольно улыбнулся.
— А что вы, товарищ полковник? Чем вы занимались после войны?
— Моя война никогда не закончится, Диего, — ответил Дженази со слегка поблекшей улыбкой, и поспешил сменить тему. — Страна заботится о тебе? Никто не забыл, что ты воевал за нее?
— Когда стукнуло сто, мне пенсию в два раза увеличили, — не без гордости ответил ветеран войны, отгремевшей сто двадцать пять лет назад.