Хаидэ
Шрифт:
— Ну что, демон, не увидел еще свою смерть? Думаешь, сумел отогнать ее далеко?
— Иму, — отозвался великан, поводя плечами.
Мератос брезгливо оглядела большую фигуру, изуродованное лицо и жадно уставилась на изящные руки Техути с длинными пальцами. Пошевелила своими, короткими, с тупыми круглыми ногтями.
Сразу видно, какой он высокородный. Она б и не думала, но он посмотрел. И так улыбнулся…
В плывущей от сытости и хмеля голове качались, сталкиваясь, жадные желания и жадные мечты. Раздобревшее на господской еде женское тело, разгоряченное недавней быстрой тайной любовью, занималось сладкой щекоткой
Цепляясь за край кадки, положила подбородок на влажное дерево и снова залюбовалась быстрыми красивыми руками. Вот он поглаживает волосы, и убрал руку. А вторая — на маленькой сумке. Вот махнул, отсылая рабов и девушку с мазью. И что-то вытащил из сумки, скрывая в тонких пальцах. Рассказывает убогому великану, который заладил одно иму да иму. И подхватывая чашу с вином, что стоит у стройных ног, держит вторую руку над краем.
Приподымаясь, она раскрыла рот и вытаращила глаза, моргнула, и снова уставилась на чашу с вином, куда упали черные комочки. Никто, наверное, кроме Мератос не заметил бы ловкого движения. Но она сама недавно несла в кошелечке ядовитое зелье, и сейчас было так, будто это ее рука, сторожась, нырнула и вытащила, сделала и легла на колени, как ядовитая змейка. Тихая и коварная.
— Выпей, мой сильный друг. Освежись, пока госпожа не призвала тебя к новой схватке.
Техути заботливо следил, как демон осушил чашу и бросил ее в бассейн, смеясь страшным лицом. Покачнулся, взмахивая рукой. Египтянин, с облегчением переведя дух, отвел глаза. И посмотрел прямо в лицо неосторожно высунувшейся из-за кадки Мератос. Та растерянно и робко улыбнулась. А потом улыбнулась шире, кивая на его испуганный взгляд. Встала и вышла на свет, одной рукой подбирая подол. Не глядя на хмельного великана, величественно сказала онемевшему Техути:
— Как жарко, да? Проводи меня, господин, пока ты не занят.
И, вся сжимаясь внутри от холодного восторга перед собственной ловкостью и быстрым умом, пошла к дому, не оглядываясь. Шептала слова Гекате, благодаря ее за коварные случайности, которые темная богиня дарит своим дочерям, когда те хотят насытить горячие тела мужской лаской. Шла, твердо зная — он встал и идет следом. Потому что она видела, как отравил вино.
За бассейном, поняв, что схватка не разыграется сразу, гости жадно пили вино, переговаривались, поспешно заключая пари, вставали, чтоб получше рассмотреть лениво ползущего питона и женщину, что отступала, напряженно глядя на противника.
— Что мы сидим, госпожа? — заревел кто-то.
И другой голос поддержал:
— Эдак она до утра будет бегать по кругу!
— Прости дикарку, пусть лучше демон сразится!
— Да, Канария! Твой черный уже отдохнул. Пусть идет и задавит змея!
— А может и девку!
— Ты слышишь? Мы твои гости, мы хотим смотреть. А тут — ничего!
Канария встала, протягивая руку.
— Не торопитесь, уважаемые. Сейчас рабы заставят удава шевелиться быстрее. А если девка будет прятаться…
— Смотрите! — завизжал женский голос.
И толпа ахнула, головы качнулись вперед, глядя, как развернулось сильное тело, и питон
Хаидэ, отпрыгнув, подняла руки, натягивая жгут. Питон мелькнул головой, ударяясь в ее уворачивающееся плечо.
«Не думай, как ветер. Будь им…»
Проскользила по змеиной шее натянутая полоса ткани, руки резко дернули ее на себя. Но змея лишь изогнулась, и жгут слетел с толстого тулова. Метнулся к ногам сильный хвост, обвивая лодыжки. Хаидэ прыгнула, поджимая ноги, и упала на бок, перекатилась и вскочила, чтоб тут же отпрыгнуть снова, спасаясь от нового рывка хвоста. По темной шкуре змеи бежали красные пятна огня, сверкал белым длинный живот, когда тулово выворачивалось, складывая очередную петлю. Зрители сидели, одновременно поворачивая головы и вцепляясь потными руками в колени соседей. Вскакивали, вытягивая шеи и со стонами падали на скамьи, а по каменным плитам метался клубок из двух тел — белого, с волосами, что взметывались как светлое пламя, и цветного, текущего грозно и, незаметно для глаза, меняющего формы.
Вот хвост, свившись, обхватил щиколотку и дернул, подтаскивая женщину к себе. А та, скребя пальцами по гладким плитам, вдруг сама поползла прямо в петли, сложилась в комок и резко распрямляясь, прыгнула, выдергивая ногу.
— Аххха-а-а, — выдохнули зрители, радуясь, что зрелище набирает силу. И пугает, пугает все сильнее.
Снова расплакалась какая-то женщина, молотя кулаками по спине соседки, и та отвесила ей оплеуху, отталкивая, чтоб не мешала смотреть.
Хаидэ вскочила, покачиваясь на дрожащих ногах. Змея снова ползла к ней, будто ее привязали на прочную нитку неподвижного взгляда зеленых глаз. И сколько ни уворачивайся, у нее достанет сил преследовать, пока жертва не упадет, вымотавшись до предела.
Глаза гостей горели, мелькали языки, облизывая губы.
В темноте коридора Техути догнал Мератос и схватил ее запястье жесткими пальцами.
— Куда ты ведешь меня, красавица? — спросил хрипло, стараясь, чтоб голос звучал ласково.
— Сюда! — хихикая, она увлекла его в ту самую комнатку, где они уже были сегодня.
Повернулась и, обнимая его, прижалась грудью к праздничному хитону.
— О, какой ты сладкий. Ты подаришь немного любви маленькой Мератос, чудесный и сильный?
— Тебе? Я?
Он пытался сообразить, а уши напряженно ловили крики и восклицания, что доносились из коридора.
— Я ведь нравлюсь тебе? Ну, поцелуй меня. А я за это никому не скажу. Что видела…
Крики в ушах мгновенно умерли. Остался только хитренький женский голос и руки, которые шарили по его хитону.
— Тебе мало, красавица? Ты хочешь еще?
— Чего? — удивилась Мератос, тяжело дыша и не прекращая возни.
«Она не поняла, что это я брал ее. Тупая телица…»
Он нервно расхохотался, отрывая от себя ее руки. Она не узнала его! Строит глазки и вот пытается напугать. Но что же сделать с ней? Ведь умишка хватит, чтоб наябедничать Канарии о демоне.
Он обнял ее, лихорадочно думая. Мератос пискнула, с восторгом елозя по нему грудью.
— Я сражен твоей красотой, милая. Как увидел, так и… так и все. Вот. Но я не могу сейчас. Я занят, мне нужно вернуться.
— У-у-у…
— Не грусти, прекрасноокая. Видишь, как я ласкаю тебя. Твои груди, м-м-м…