Хаидэ
Шрифт:
Техути помедлил мгновение. И обойдя пленницу, встал рядом с Канарией, отводя глаза от упорного взгляда Хаидэ. Та снова усмехнулась.
— Ты сделал выбор, мужчина, — промурлыкала Канария, — теперь я жду объяснений. Почему девка звала тебя и умоляла спасти?
Техути сглотнул. Мисты стояли, вперив глаза в красное пространство, куклами рядом с изваяниями.
— Верно, ей показалось, что я милостив. Боялась умереть и потому крикнула.
— А мне она сказала, что не боится смерти.
Канария развернулась к нему и пропела угрожающе:
— Ты дал свой ответ. А теперь
Тот, срываясь на крик, ответил, сжимая кулаки:
— И ты поверишь ей? Слово девки против слова любимого мужчины?
Хаидэ вздрогнула, услышав.
— Мне интересно ее вранье, — заявила Канария, — а выбрать, кому верить мне помогут боги.
Один из мистов повернулся и, взяв с алтаря у хвоста богини шкатулку, бережно открыл ее.
— Одна щепотка этого пепла, мужчина. И тот, кто дал ложную клятву, испытает невыносимые муки. Так что, соперница демона Иму, чему ты смеялась?
Хаидэ колебалась. Она не боялась волшебного пепла. Избитое тело болело, еще боль ничего не изменит. Да и врать не собиралась. Думала промолчать — до того как Техути назвал себя любимым мужчиной этой… этой… она не смогла подобрать слово и опять улыбнулась.
— Отрекшись от меня, он солгал тебе, высокая госпожа. Называл себя моим мужем, еще сегодня днем. Приходил ко мне в дом, что снял, верно, на твои деньги. И ложился в мою постель. А на пиру, не колеблясь, отдал меня смерти. Думаешь, с тобой он поступит лучше?
Темное лицо Канарии вспыхнуло. Руки сгребли ткань на коленях, открывая босые ноги, попирающие щит.
— Думаю, ты просто забава для него! Девка, какие бывают у любого мужчины. И да, меня он любит! Никогда не поступит со мной так, как поступает с низкими!
— Низкими? Я княгиня, Канария. Владетельница племени сильных. Жена и мать знатного. Но ты все равно не поверишь, пока он рядом и держит твою руку. Такой у него дар.
Факелы чадя, пускали клубы черного дыма, и тот оседал копотью на низком потолке. Канария кусала полные губы, размышляя. Хваткая и расчетливая, она не была дурой, но весь ее твердый небольшой ум лежал на плоскости, не поднимаясь в высоту. Она не верила в преданность и благородство, полагая, что грязны все. И нужно использовать грязь, чтоб вынудить или привязать. Этот сладкий запачкан. Что ж, тем покорнее будет. Не терять же удовольствие от того, что красавчик волочился за другой бабой. А вот знатность пленницы, это серьезнее постельных расчетов. Неужто, вправду, княгиня? Ее будут искать и Канария может навлечь неприятности на свой дом.
— Кто докажет, что не лжешь?
Хаидэ пожала плечами.
— Ты говорила о пепле. Давай, я испробую.
«Не лжет»…
Канария выжидательно повернулась к Техути.
Тот закричал, и пламя запрыгало, освещая каменные лица мистов.
— Княгиня! Владетельница, куда там. Где оно, твое племя? Где воины? Тебя выгнали, а сына украли. И даже муж отрекся от тебя. Лишь я по доброте не вышвырнул тебя из своего сердца, жалел убогую и старался спасти. И вот твоя благодарность, твое хваленое благородство? Да, я полюбил! И ты — женщина царского
Распаляя себя, кричал, уже подвизгивая, махал руками, бил кулаком в грудь. Хаидэ, выпрямившись, смотрела с изумлением и брезгливой жалостью.
— А этот демон? Думаешь, не знаю, почему ты звала его другим именем, а? Орала ему Нуба, потому что всегда обманывала меня, не любя. Лелеяла мысли о черном уроде, только твой бывший раб и нужен тебя. Он, а не я!
Канария холодно разглядывала возбужденное, испуганное и злое лицо.
«Смотри-ка. И этот не лжет, как разошелся».
Хаидэ подтянула связанные колени. Сказала устало:
— Значит, меня спасал. Ну что ж, пусть так. И благодарю, что напомнил о черном рабе. Ты прав, негоже забывать свою любовь, даже если она в прошлом.
— Хватит пререкаться!
Канария приосанилась, выпячивая большую грудь под черным полотном.
— Я справедлива! Каждый получит, чего хочет. Мужчина выбрал меня, дикарка. Несмотря на всю твою знатность. Он теперь мой! А тебя выкинут из дому. Если посмеешь подойти, хоть на шаг, я затравлю тебя псами.
Она хлопнула и мист, подойдя, рассек кинжалом ремень, освобождая колени и щиколотки Хаидэ. Помог ей встать и подтолкнул к выходу. Канария нежно взяла руку Техути и сжала ее, вонзая ногти в кожу.
— Ты должен быть счастлив, ты получишь все. Но если солжешь мне еще хоть раз, берегись. Перед лицами темной Кварати и мужа ее даю клятву — мои дары обернутся страшными карами.
Они вышли из подземелья в тишину спящего сада, где изредка черными силуэтами виднелись фигуры заснувших гостей. Хаидэ шла меж двух стражников, все еще со связанными руками. А Канария, накинув поверх зловещего одеяния светлый плащ, плыла следом, слушая жаркий шепот Техути и деловито размышляя, куда пристроить красавчика по приезду мужа. Сделаю его приказчиком в полевой деревне, решила. Будет жить в домишке, под присмотром. А я — приезжать за пшеницей и проверять, как готовят к весне зерно и землю. Девок там оставлю пострашнее, прочих продам. И пусть соглядатаи блюдут его верность мне.
Улыбаясь нарисованной картине, кивнула быстро подошедшей няньке, за которой шла с недовольным видом сонная Алкиноя. Бросив руку девочки, нянька упала на плиты, распластываясь ничком.
— Моя госпожа! Нет моей вины! Не наказывай!
— Что случилось? Теопатр?
— Нет, нет. Твое ожерелье, моя госпожа…
Нянька заплакала, дергая себя за волосы.
— Стойте!
Стражники застыли, держа Хаидэ. Канария снова обратилась к няньке.
— Говори!
— Ты велела положить его в шкатулку. И запереть в спальне.
— Да.
— Ты дала мне ключ снова, чтоб я приготовила тебе ложе, моя госпожа…
— Да говори уже!
— Его нет. Нет шкатулки. Там пусто!
Канария нахмурила брови. Пнула ногой рыдающую няньку.
— Старая лошадь! Завтра отправишься в дальнее селение. Как это случилось? Ты положила его в шкатулку и…
— Не-ет! Алкиноя отнесла и заперла двери. Прости моя госпожа, но это правда!