Хальдор из Светлого города
Шрифт:
И тут дерево произнесло сердитым мужским голосом:
– Хватит издеваться над мальцом.
Кто-то спрыгнул с ветки и остановился перед мальчиком. Барон пробормотал себе в колени:
– Не надо.
– Что хочу, то и делаю, – последовал ответ. И, возвысившись, голос попросил несколько повелительным тоном: – Фейдельм, отдай его мне.
– Как вы смеете! – крикнул барон, срываясь. Он неловко вскочил, протягивая вперед руки, чтобы оттолкнуть от себя непрошенного защитника. Тот лишь рассмеялся. Барон увидел синий плащ и широкополую шляпу Одина. Его остроносое
Барон дернулся, но Один, не глядя, задержал его, преградив ему путь протянутой рукой, и повторил чуть тише:
– Отдай его мне, Фейдельм.
В его голосе еле заметно прозвучала угроза. И Фейдельм, которая никогда и ничего не боялась, поняла, что сейчас ей лучше уступить. Лицо ее стало неподвижным и слегка побледнело, когда она ответила ему спокойно и величаво:
– Пусть будет, как ты хочешь, Один.
22.
Они сидели на берегу реки Лиамор – Желтые Камни, свесив ноги к воде. Один задумчиво смотрел сбоку на осунувшееся лицо мальчика. Правильно он сделал, что отобрал его у Фейдельм. Фейдельм – Закон, а он, Один – Беззаконие, но лучше уже беззаконие, чем мучить людей.
– Ох, как тебе досталось, – сказал он, обнимая барона за плечи.
Барон сердито дернулся.
– Пустите…
Один по-мальчишески хмыкнул:
– Богам говорят «ты», – заметил он. – Разве ты не знаешь, Хельги?
– Знаю, – сказал барон. – Просто забыл. Уходи, Один.
– А ты упрямый, – с удовольствием сказал Один. – Настоящий барон.
Барон угрюмо отвернулся. Ему очень хотелось попросить Одина,чтобы тот ничего не говорил родителям, когда они придут с Белых Гор, но это было бы уж слишком по-детски. Про себя же он твердо решил сгинуть в Светлом Городе и без Хальдора не возвращаться.
– Что молчишь? – спросил Один. – Задумал каверзу?
– Тебе-то что? – отозвался барон, прижимаясь к нему теснее. Был он там богом или нет, но руки у него вполне человеческие.
– Я близко знал твоих родителей, – неторопливо сказал Один. – Знаю и твою сестрицу. Хорошая девочка. Правильная.
Барон поднял голову, глядя на сухой камыш, висящий после половодья на кустах, как белье, набрался мужества и проговорил:
– Лучше ты оставь меня, Один. Фейдельм же сказала…
– Напрасно ты думаешь, что она жестокая, – мягко заметил Один. – Она испугалась за Лес. К нам и вправду из Города пришло Зло. Она только не знает, что ты в этом не виноват. Ты был первым, кого оно настигло.
Один заметил. как покраснели баронские уши, и усмехнулся.
– А кто же тогда впустил его? – еле слышно шепнул барон.
– Я, – сказал Один. Он снял шляпу и положил ее себе на колени. – Потому что это я привел сюда твоего Хальдора. С этого все и началось. – Он тряхнул головой. – Бродил я как-то вечером возле этой стены, – начал он, сталкивая камешки с обрыва в реку. – Волчонок, который был со мной, презабавно выл и тявкал, пугая
– Но ты же не знал, что это запрещено?
Один в некотором смущении почесал кончик носа.
– Запрещено, запрещено… Фейдельм говорит, что я волюнтарист.
– Что это значит? – удивился барон.
– Понятия не имею… Словом, я забрал его. Ну – просто из любопытства. Я всегда подозревал, что городская жизнь – не сахар, но чтобы из Города ломились в Лес, – такое впервые. Хотелось посмотреть на этого человека. Вот так оно и вышло.
Он вздохнул.
Барон покосился на остроносый птичий профиль, на всклокоченные, обильно пронизанные сединой волосы, и неожиданно спросил:
– А почему ты одноглазый, Один? Ты потерял свой глаз в бою?
Один повернулся к нему, пришурившись.
– Нет, – ответил он. – Я подарил его одному великану. Он растрогал меня своей мудростью. Теперь он хранит мой глаз в источнике, бережет, на роже не носит. Я потом жалел, просил, чтобы глаз вернул, – не отдает. Говорит, что так сохранней будет. – Он задумчиво сунул в рот травинку и принялся ее жевать. – Может, он и прав, – заключил Один. – Вышибли бы мне его в какой-нибудь дурацкой драке без всякой пользы для дела…
– Знаешь, – сказал барон, помолчав, – ты все-таки иди. Я сам разберусь во всем, что натворил. А про тебя Фейдельм ничего не узнает.
Один зажал ему рот рукой, не желая больше слушать.
– Чушь, – заявил он. – Ты просто голоден. От этого знаешь, как глупеют?
Он встал и подал барону руку. Тот уцепился, поднялся на ноги. В голове тяжело звенело, перед глазами плавали круги оранжевого цвета. Один внимательно наблюдал за ним.
– Ага, – сказал он. – Я был прав. Голодный обморок в Лесу – ничего глупее быть не может.
Он вынул из кармана кусок хлеба с салом и мятый помидор и посмотрел на них с некоторым сомнением. Сало от жары расползлось и было усеяно крошками. Барону стало плохо, и он качнулся. Один подхватил его на руки.
– Да ешь ты, дурачок, – сказал он сердито. – Тоже мне, мученик совести.
Что-то в его манерах напомнило барону Хальдора. Давясь от жадности, он начал рвать зубами какие-то жилки, которыми было опутано сало, а под конец просто затолкал все в рот и впился в помидор. Один наблюдал за ним с удовольствием.
– Вот таким ты мне нравишься, – заявил он.
Барон слабо улыбнулся, истекая помидором.
– Восстановил умственные способности, братишка?
– Восстановил, – сказал барон и вытер рот. – А почему «братишка»?
– Потому что не жиряк, – не совсем понятно объяснил Один. – Это твоя мать где-то услышала и пытается всех поделить на жиряков и братишек. Теперь вот мается: жиряков в Лесу найти не может. – Один фыркнул. – Проблемы у нее всегда какие-то… неожиданные. Да и у тебя, признаться, тоже. Зачем тебе понадобилось смешивать свою кровь с кровью этого Хальдора?