Хальдор из Светлого города
Шрифт:
– Я с этим балбесом без протокола разберусь, – сказал он и вышел, хлопнув дверью.
Барон проводил его глазами и снова уселся за стол. Солдат уже утвердился на ногах, все еще шмыгая носом. Встретившись взглядосм с бароном, он сказал без улыбки:
– Здоров же Верзила драться… Скажи, парень, это правда, что ты барон?
– Я мэтр д'арм, – сказал барон.
Солдат прищурился с недоверчивым видом.
– Чего? – спросил он. – Поясни для серого люда.
– Учитель фехтования, – ответил барон.
26.
Кабак Зеленоглазой Блондинки был пуст по случаю утреннего
Стулья тесно облепили все столы, за которыми вчера кутили многочисленные компании. Прочие столики, на долю которых после этой перестановки стульев не хватало, выглядели ощипанными.
Над стойкой покачивалась подвешенная за нитки деревянная фигурка, изображющая одноногого моряка с черной трубкой в зубах. Волосы моряка были сделаны из пакли и повязаны выгоревшим и пропыленным лоскутом.
Сама хозяйка, навалившись могучими локтями о стойку, наблюдала с неподдельным интересом за действиями какого-то несчастного, ползающего с мокрой тряпкой в руках по грязному полу. Он путался в ножках стульев, сопел, ронял на себя мебель и успел уже два раза наступить в таз с водой. Время от времени Блондинка подбадривала его ругательствами и угрозами, указывая властным пальцем то на один, то на другой недостаток. Глубоко страдая от похмелья, он хлюпал под столом, одинокий и покорный.
Дверь кабака хлопнула.
– У нас уборка! – рявкнула Блондинка, не поворачиваясь ко входу.
Ожидаемых извинений с последующим прикрытием двери не последовало, и добрая женщина в недоумении посмотрела в сторону вошедшего. Страдалец на полу затих со слабой надеждой во взоре.
Посетителем оказался темноволосый мальчик лет четырнадцати в черном плаще с откинутым капюшоном. Он уселся за столик, привычным движением поправив меч в ножнах. Серые глаза его мельком оглядели кабак, слегка сощурившись при виде наказанного пьяницы (тот почему-то начал усиленно шаркать тряпкой) и, наконец, остановились на хозяйке.
Она была высокой, очень толстой женщиной, вульгарной до поэтичности и могучей почти эпически. На заплывшем лице злобно горели глаза редкостного изумрудного цвета.
– Желаете выпить, господин? – спросила женщина.
Мальчик отважно кивнул. Блондинка вылезла из-за стойки и лично подала ему стакан с темно-красным вином, пахнущим смородиной. Пьяница на полу, уловив волшебный запах, еле слышно застонал, но на него не обратили внимания. Барон отодвинул стул, ловко пнув его ногой.
– Выпейте со мной, хозяйка.
Трактирщица втиснула свой торс между стулом и столом.
– Знаете, что я скажу вам, господин, – заявила она фамильярно. – Не стоит вам ходить по Мокрушам в такой час. Утро – самое неподходящее время, солдаты еще дрыхнут, если что, то и помочь некому.
Она задумчиво придвинула к себе стакан, над которым краснел в нерешительности юный барон, и отпила.
– Винишко неплохое, – заметила
Барон, не глядя, выложил на стол две золотые монеты. Трактирщица метнула на них страстный взор и, склонившись над столом, внезапно поцеловала барону руку.
– Ах вы, антик с хризантемой, – с чувством сказала она. Рот у нее был слюнявый. – Вы по делу ко мне пришли или просто отдохнуть? Такой вы молоденький, свеженький…
Барон слегка отодвинулся от нее.
– Вам знаком портновский подмастерье по имени Хальдор? – неожиданно спросил он.
Лицо трактирщицы приняло непроницаемое выражение. Сейчас она больше всего напоминала статую Матери-Родины, отлитую из чугуна.
– Нет, – сказала она, словно уронив ядро.
Это было очевидным враньем. Женщина не рассчитывала на то, что ей поверят. Ее задача заключалась в том, чтобы дать понять тщетность любых попыток заставить ее говорить. И если бы она имела дело со службой кольцевой охраны, то ей бы это вполне удалось.
Барон искренне возмутился:
– За кого вы меня принимаете?
– За кого надо, – не теряла бдительности Блондинка.
Барон немного подумал.
– Я мэтр д'арм ордена Каскоголовых.
Трактирщица поерзала.
– А мне-то что, – заявила она наконец. – Хоть сам Брион.
Судя по всему, это было кощунственное высказывание, и барону полагалось возмутиться. Но пока он соображал, как это сделать убедительно, возмутился третий, доселе немой участник этой сцены.
– Молчи, баба! – внезапно отважился из-под стола мученик с тряпкой в руке. Барон, не глядя, лягнул его сапогом, и тот, странно всхлипнув, затих.
– Я прошу вас, – с нажимом произнес барон.
Трактирщица оглянулась на входную дверь. На столе появилась третья золотая монета. Женщина нерешительно сказала:
– Я почти ничего о нем не знаю, господин.
– Говорите все, что знаете. Только правду. Для меня это важно.
– Был у меня такой клиент, – сказала она, понизив голос. – Всегда голодный. Пить не умел совершенно. Его тут частенько били. Он как выпьет, так сразу лезет в драку, а здешним только повод нужен, чтоб рожу начистить. Один раз сцепился с оружейниками, они сломали ему два ребра. Я его еле отняла у них… – Она машинально бросила взгляд в угол под настенной росписью, где лежал тогда Хальдор, лишенный сознания, с кровью на губах. – Мастер у него пьянчужка. Он пропал куда-то, мастер его. Зарезали, наверное. Может,сам Хальдор и зарезал. Десяти дней не прошло, как он подрался на мокрушинском посту со стражниками кольцевой охраны… А говорят, трезвый был. Пропащий он человек, господин, – заключила она.
– А где он теперь? – спросил барон.
– А кто его знает… Весь израненый был. Так и арестовали. Подобрали возле стены, били за что-то, он, говорят, молчал.
– Тюрьма в городе есть? – быстро спросил барон.
Трактирщица недоверчиво покосилась на него.
– Вы и вправду не знаете, господин, или проверяете что-то?
– Вправду не знаю, – спокойно отозвался барон.
– За кварталом Желтые Камни – Середина Мира. Там все. И тюрьма, и каторга, и хлеб выращивают. И башня Светлых Правителей тоже там. Простому человеку туда так просто не попасть. Даже знатным аристократам из Желтых Камней вход за эту стену запрещен. Карается смертью.