Хальдор из Светлого города
Шрифт:
Барон помрачнел.
– Так вышло, – уклончиво сказал он.
– Помочь ему хотел, – проницательно заметил Один. – Помогло ему это, как же! Великие боги, с кем ты связался!
Узкие губы Одина поползли в нехорошую улыбку, словно он вспомнил какой-то неприятный случай. Барон похолодел. На Хальдора это было очень похоже – оставить по себе такое воспоминание.
– Да, – повторил Один. – Я, дурак, напрасно все это затеял. Светлогородца могила исправит.
Барон вздрогнул.
– Может быть, уже исправила, –
– Твой Хальдор – невоспитанный тип с ужасными манерами, – сказал Один. – Моя бы воля – я бы его в подвалах сгноил. – Он сердито нахлобучил шляпу. – Я проведу тебя сквозь стену, – сказал он. – Только смотри, не очень там бесчинствуй.
Барон недоверчиво взмахнул ресницами.
– Ты мне поможешь?
– Только попасть в Город, – уточнил Один. – Твоя задача – не сгинуть там навеки, иначе твоя мать выцарапает мне последний глаз.
Он сдивнул на затылок свою широкополую шляпу и улыбнулся, словно предвкушая какое-то интересное развлечение.
– Идем, братишка, – сказал Один.
23.
Лейтенант, носящий знаки Ордена Каскоголовых, возник на пороге и, кривя от усердия рот, проорал профессионально-отвратительным голосом:
– Встать! Построиться!
Барон, лежавший на нарах в полном одиночестве, сел и заморгал на лейтенанта. То был юноша, немного старше Хальдора, худой, прыщавый, с детскими оттопыренными ушами, которые двигались от старания. Он снова крикнул так, словно перед ним находилась дюжина отпетых бандитов:
– Кэпэзэ, я сказал – стр-рэиться!
Барон сполз с нар, не совсем понимая, как ему строиться. Он молча взял свою клетчатую рубашку, накинул ее на плечи и вышел к лейтенанту в коридор.
– Пэстрэиться! – распорядился лейтенант, широким жестом указывая на коридор.
Барон осторожно встал возле стены. Лейтенант безмолвно излучал гнев. Тогда барон сказал:
– А там больше никого нет.
– Мэлчать! – крикнул юноша.
– Не кричите, – попросил его барон.
Лейтенант одним прыжком оказался перед ним и прошипел жутким, по его представлению, голосом:
– Я тебя, гнида, с дерьмом съем.
Барон тихонько вздохнул и слегка отвернул голову, потому что от лейтенанта пахло чесноком и вчерашним спиртом.
– Как зовут? – спросил лейтенант.
– Хельги из Веселой Стражи, – сумрачно ответил мальчик. Он попытался надеть рубашку в рукава, потому что в коридоре было довольно холодно, но лейтенант опять разбушевался, и пришлось стоять смирно.
– Кто задержал?
– Мокрушинский пост.
– Обвинение?
– Что я ночью ходил. Скажите, разве ходить по ночам – это преступление?
Лейтенант глянул на него со странным начальственным весельем в глазах.
– Ну до чего все умные стали… Скажи мне, кто ты такой, сопляк, чтобы ходить по ночам?
– Я барон. – сказал барон.
Лейтенант
– Дадно, иди в камеру. Барон.
– А когда меня выпустят?
– Иди-иди. – Он подтолкнул мальчика в спину. – Топай. Барон. До выяснения посидишь.
Барон,споткнувшись, вошел в камеру и обернулся к уже захлопывающейся двери.
– Я есть хочу! – крикнул он.
Из-за двери донеслось:
– До выяснения не положено.
Барон взвыл и начал стучать в дверь ногами.
– Скоты! Я второй день тут голодаю! Я же сдохну!
Голос лейтенанта отозвался неожиданно близко:
– Не сдохнешь. Будешь буянить – засажу в подвал.
Барон опустился на осточертевшие ему нары.
– Не буду я буянить, – сказал он. – Дайте хоть хлебушка.
– Вот придет господин капитан, выяснит, разберется…
Барон мрачно посмотрел на закрытую дверь. Бледно-зеленая краска на ней была покрыта грязными пятнами. Видимо, не он один пинал ее в негодовании ногами. Барон просвистел несколько тактов душераздирающей песни «Орленок, орленок», которую певала ему мать. Лейтенант вполне человеческим голосом произнес из-за двери:
– Ладно. Разнесешь еду по камерам – остатки твои.
Барон спрыгнул с нар.
– Согласен! – крикнул он.
Лейтенант заскрежетал в замке ключом.
– Вылезай. – Он ухмыльнулся с пониманием. – Капусту из ведра руками не вылавливай. Арестанты тоже люди и жрать хотят.
Барон заправил рубашку в штаны и подвернул рукава.
– Куда идти? – спросил он.
Лейтенант ткнул ему подбородком в сторону заплеванной побелкой лестницы.
– Увидишь, – добавил он для ясности, глядя, как мальчик стремительно кинулся навстречу тошнотворным запахам кухни.
Каскоголовый побродил немного по коридору, бездумно стараясь наступать на солнечные пятна, скудно рассеянные по полу. Он ждал командира роты Каскоголовых, Кьетви по прозванию Верзила. Верзила был хорошим командиром, но имел один очень существенный недостаток: он был непредсказуем. Никогда нельзя знать заранее, что вызовет его похвалу или неодобрение. Кьетви был немногословен, гневался редко, безмолвно бледнея, отчего наиболее впечатлительные прапорщики обильно потели в строю. Словом, в среде Каскоголовых Верзила слыл интеллигентом. Правда, он много пил.
Заметив в конце коридора долговязую фигуру в белой кирасе, лейтенант, трепеща и радуясь, вытянулся и затих. Верзила Кьетви махнул ему рукой, слегка потеплев глазами, что означало у него высшую степень одобрения. Глаза у капитана были очень светлые, почти бесцветные, лицо покрыто медным загаром, нос напоминал клюв, а волосы соломенного цвета были коротко острижены, потому что все каски для ордена Каскоголовых делали одного размера и наличие пышной шевелюры не позволило бы Кьетви носить этот знак различия непосредственно на голове.