Хамза
Шрифт:
Алчинбек положил трубку. Достал носовой платок, вытер вспотевший лоб. Потрогал пальцем усы. Улыбнулся.
Дверь с шумом отворилась. Вошли Шавкат и новый сотрудник издательского подотдела Урфон, державший под мышкой толстую пачку рукописей.
– Товарищ Назири, вы обязательно должны принять меры!
– - горячо начал прямо с порога Урфон.
– Сейчас на обсуждении книги профессора Шавката "История узбекского народного искусства" Хамза позволил себе такое, за что раньше в Европе просто вызывали на дуэль!
Алчинбек молча посмотрел на Шавката. Профессор, усевшись в
– Что произошло?
– Не приведи господи, - угрюмо выдавил из себя Шавкат, - даже лежать в одной могиле с таким психопатом, как этот Хамза...
– Нет, вы представляете себе, товарищ Назири, - заторопился с объяснениями Урфон, - шло нормальное обсуждение, все выступавшие говорили о нужности и полезности книги профессора для широкого узбекского интеллигентного читателя, отмечали солидную философскую аргументацию от Сократа до Ахмада Яссави... И вдруг встаёт Хамза и заявляет, что книга не нужна узбекскому народу, так как в ней нет ничего о классовой борьбе.. Позвольте, но о какой классовой борьбе между узбеками может идти речь, когда они только что стали свободной нацией?.. Или узбеки должны сразу вцепиться в горло друг другу, чтобы отметить свое освобождение?
Алчинбек снял очки, протёр их байковой тряпочкой, снова надел.
– Что скажет уважаемый профессор?
– Я скажу одно... Хамза отравлял мне жизнь в Хорезме, теперь отравляет здесь. Ведёт себя действительно как скорпион - кусает и преследует, преследует и кусает... Если так будет продолжаться, я подам заявление об уходе из Наркомпроса. Я и так слишком много времени отдаю административной работе в ущерб своим научным интересам. А тут ещё почти ежедневные столкновения и скандалы с Хамзой. Вы должны оградить меня, товарищ Назири, от его постоянных наскоков. Хватит, половину моей крови он уже выпил в Хорезме!
– Садриддин Айни присутствовал на обсуждении?
– спросил заместитель народного комиссара.
– Присутствовал.
– Что он сказал?
– Айни поддержал Хамзу.
– Вот как?
– неопределённо поднял брови Алчинбек.
– Ваш Садриддин Айни, - буркнул Шавкат, - назвал Хамзу поэтом-богатырём новой эпохи...
– Бред!
– фыркнул Урфон.
Алчинбек Назири внимательно посмотрел на нового сотрудника Наркомата просвещения.
– Товарищ Урфон, - спросил Алчинбек, - а что это за рукописи у вас в руках?
– Это пьесы Хамзы.
– Рукопись его книги?
– Да.
– А зачем вы её носите с собой?
– После обсуждения, - объяснил Урфон, - Хамза спросил у меня о судьбе своей рукописи. Я ответил ему, что согласно коллегиальному решению издательского подотдела мы возвращаем рукопись автору на доработку...
– А он?
– А он сказал, что хотел бы услышать эти слова лично от вас.
И Урфон положил на стол хозяина кабинета пухлую пачку рукописи.
Алчинбек посмотрел на дверь. Перевёл взгляд на Шавката, слегка прищурил правый глаз... Шавкат, вздохнув, кивнул головой: понял.
– Товарищ Урфон, - назидательно начал заместитель народного комиссара, - а ведь вы, пожалуй, не правы, заявляя, что между узбеками не может быть
– Алчинбек посмотрел на дверь, перевёл взгляд на Шавката, улыбнулся.
– Жизнь состоит из противоречий, товарищ Урфон, - продолжал заместитель народного комиссара, - борьба противоположностей составляет основу человеческого бытия. Это называется диалектикой. Впервые эти мысли были высказаны очень давно, ещё в Древней Греции... Слыхали о таком учёном - Гераклите?
Урфон метался немым взглядом между Шавкатом и Назири, как бы спрашивая: что происходит? как мне вести себя? что говорить?
Шавкат встал, подошёл к Урфону, шепнул: "Поедешь учиться в Стамбул, а сейчас сядь и молчи". И вернулся в кресло.
– А я что-то не испытываю больших симпатий к Гераклиту, - громко подал голос из угла Шавкат.
– Ни к Гераклиту, ни к Демокриту. В своё время их идеи, а также взгляды Анансагора и Аристотеля поколебали убеждения даже таких могучих личностей, как Алишер Навои и Улугбек... Нет, мне ближе дух Платона, Пифагора, Сократа...
– Не хотите ли вы, Шавкат-эфенди, подобно Сократу, умереть в тюрьме, приняв яд? Ха-ха-ха!
– засмеялся Алчинбек Назири.
Урфон недоумевал. Для кого играется весь этот спектакль? Для него? Или для кого-то другого?
В коридоре послышались шаги.
– Если хотите избежать превратностей судьбы, профессор, - громко сказал заместитель наркома просвещения, - то читайте на ночь не Сократа, а Маркса и Энгельса...
В дверь постучали.
– Войдите!
– встал из-за стола Алчинбек.
Дверь открылась, и в кабинет товарища Назири вошёл Хамза Ниязи.
– О-о, дорогой друг!
– широко раскинув в стороны руки, пошёл навстречу Хамзе Алчинбек.
– Какая неожиданность! Сколько лет, сколько зим? Ассалям алейкум!
Хамза, увидев в комнате Шавката и Урфона, задержался было на пороге, но товарищ Назири уже заключил его в свои объятья.
– Проходите, садитесь!
– гостеприимно приглашал заместитель народного комиссара.
– А ко мне вот тут зашли мои сотрудники, обсуждаем новости... Говорят, вы сегодня крепко поспорили с товарищем Шавкатом на обсуждении его книги?
– Не поспорили, а сразились, - хмуро произнёс Хамза, опускаясь на диван.
– Вам не нравится книга профессора Шавката?
– Широкая улыбка лучезарно озаряла приветливое лицо товарища Назири.
– Шавкат перечёркивает нашу классику. В его книге написано, что произведения Алишера Навои не нужны народу...
– В моей книге написано, что Навои - мистик! А мистицизм идейно чужд нам, большевикам!
– Продолжим?
– прищурился Хамза.
– А Лейл и и Меджнун? А Фархад и Ширин? Это тоже мистика? Это тоже не нужно народу?.. Вы хотите отсечь нашу тысячелетнюю культуру от нового читателя. Но у вас ничего не выйдет! Ленин говорит, что культурное наследие нужно беречь как зеницу ока, что...