Хамза

Яшен Камиль Нугманович

– Всегда и везде говори только то, что думаешь, - шепчет Юсуфджан, - и тогда никто не будет страшен тебе... Правда сильнее денег, сильнее власти, сильнее оружия...

Хамза делает шаг вперёд.

– Я не против зякета, кази-ака, - уверенно говорит он, - я выступил против таких баев, которые благотворительной милостыней беднякам покупают себе право на грех. Но святой шариат запрещает мусульманам грешить. Значит, эти баи идут против шариата?

– Да где ты видел таких баев, которые идут против шариата?!
–

заорал Миркамилбай Муминбаев.
– Где ты видел таких баев?

– Дающий зякет не покупает право на будущий грех!
– визгливо кричит судья Камал.
– Мусульманин не может знать, какие грехи он ещё совершит!.. Мусульманин знает только, какой грех он уже совершил! Зякет искупает прошлые грехи! Чему тебя учили в медресе?

– Держись смелее, - шепчет Юсуфджан, - высказывай свои мысли до конца. Никогда не останавливайся на половине дороги, если считаешь, что ты прав...

– Бай искупил свой прошлый грех зякетом, - медленно, растягивая слова, говорит Хамза.
– У бая есть деньги. Значит, он уверен, что сможет дать зякет и в будущем. Значит, ему можно грешить - деньги искупят его грехи, деньги покроют нарушение шариата. Значит, зякет и шариат противоречат друг другу?

– Где ты видел такого бая, где?

– Что происходит у вас в доме, байвачча?
– повернулся Камал-кази к Садыкджану.
– Вчерашние заморыши учат нас уму-разуму? В кармане нет ни копейки, а клевещут на религию...

– Хватит! Молчать!..

Миркамилбай с трудом поднялся на ноги.

– Молчать!
– грозит он кулаком Хамзе.
– Хватит!.. Сколько раз ты сам давал зякет бедным?.. Так что же ты трясёшь здесь своим поганым языком, как баран курдюком? Беднякам нужен зякет, деньги, а не твоя болтовня!..

– Беднякам нужны знания и просвещение!
– взрывается Хамза.
– А не жалкие подачки!

– Хамза, опомнитесь, что вы делаете?
– подбежав, трясёт друга за рукав халата Алчинбек.
– Зачем вы ссоритесь с ним? Ведь он же даёт деньги на типографию и учебники...

– Мне не нужны его деньги!
– кричит в лицо другу Хамза.
– Одна-единственная типография, несколько десятков учебников - всё это тот же самый жалкий зякет, милостыня, подачка!

– Вы больны, Хамзахон, вы рано встали, вам нужно снова лечь...

– И такой же зякет, такая же подачка те две-три новые школы, которые собирается открыть, да всё никак не откроет ваш дядя!

– Вы работаете у моего дяди, он платит вам жалованье!

– И это ничтожное жалованье - тоже зякет!

– Вы сошли с ума, Хамзахон! Вы можете лишиться своего места...

– Да-да, я всё время забываю, что вы тоже из этой семьи... Впрочем, теперь всё равно. Мне больше ничего не нужно ни от вас, ни от вашего дяди... Вы всё продаёте, всё покупаете - труд, человеческие отношения, женщин, невест, дочерей...

Дастархан нарушился, сдвинулся, сбился. Все гости

вскочили со своих мест - крик, шум, ругань! Все говорят, размахивают руками, возмущаются, наступают ногами на тарелки и блюда.

Никто не слушает друг друга, все хотят доказать что-то своё.

И только один человек, казалось, оставался спокойным и безучастным ко всему на свете среди всеобщей кутерьмы и гвалта.

И это был, как ни странно, сам Садыкджан-байвачча. Он неподвижно сидел во главе разгромленного дастархана, глядя в одну точку. О чем он думал?

Торжественный вечер испорчен - это было теперь абсолютно ясно. Что ж, виноват он сам. Захотел собрать в своём доме "весь Коканд". Но его не существует, этого "всего Коканда". Нельзя посадить за один стол тех, кто не может, а главное - не должен сидеть за одним столом.

Впрочем, дело не в этом. Просто сегодня неудачный день - одни неприятности. С самого утра. Одна за другой.

Надо переждать. Если аллах немилостив к тебе, надо покорно пропустить этот день. Когда дела складываются удачно, этим ты обязан только самому себе - своему уму, своей воле, своей настойчивости, своему умению наживать деньги. Если же дела идут плохо, значит, аллах отвернулся от тебя. Не надо спорить с аллахом и искушать судьбу.

И всё-таки не только одного аллаха обвинял Садыкджан-байвачча в неудаче сегодняшнего дня. Было что-то другое.

Хамза. Он с самого начала как-то странно действовал на байваччу. Присутствие Хамзы в чём-то стесняло байваччу, расслабляло.

"Может быть, я просто опасаюсь, - подумал Садыкджан, - что этот щенок, этот скорпион с ядовитым жалом, этот сын ничтожного табиба напишет в газету и обо мне? Он, дьявол, ловок в своих писаниях. Его слова действительно жалят. Опозорит ещё перед всем народом, а?"

Вздор. Ерунда. Глупости.

И тем не менее этот щенок, этот скорпион сорвал вечер. Что делать? Выгнать Хамзу? Но он же гость... Когда через месяц Зубейда войдёт в этот дом его, Садыкджана, женой, что будут говорить люди?

Итак, финансовый союз с Миркамилбаем не состоялся. Но, может быть, одноглазый завтра проспится и всё забудет?.. Как же, забудет! Вон он стоит перед Хамзой и рычит на него, как собака на кошку. Что делать?

И вдруг байваччу осенило...

Он встал и двинулся к Миркамилбаю и Хамзе.

– Ты плюёшь в солонку, из которой берёшь соль для своей пищи!
– орал на Хамзу пьяный Миркамилбай.
– Через твою душу переступила даже собака! Твой рот подобен отверстию старого мешка. Но не слишком ли ты расхрабрился, смелый йигит? Умерь свой пыл, а не то, умирая, будешь нуждаться даже в саване!

А с другой стороны, Хамзу отчитывал Камал-кази. Судья, притомившись по старости лет, уже не был настроен так агрессивно, как полчаса назад. Он только увещевал строптивого поэта, только взывал к его разуму.