Ханет. Том 1

Штрамм Дора

Тилшарг прекрасно понимала, о чем толковала Миджирг. По милости принцессы Аджарг многие гзартмы были с позором изгнаны из Забрага, а некоторые и вовсе угодили в ритуальную похлебку – муссомол. В старину ее варили из сердец врагов, а теперь все чаще – из гзартм, опозоривших хозяек.

– Боюсь, какие-то абстрактные гзартмы не решат проблему. Нужно, чтобы Аджарг, наконец, нашла своего единственного, прекратила смущать умы юных гзартм. Да и где прикажешь брать тех, кто согласится мириться с ее прихотями? – спросила Тилшарг. – В Барыгане-то, конечно, хватает всяких людей, но сомневаюсь, чтобы илльх-гзартма Маэль согласился поселить во дворце кого-то из этих отщепенцев. К тому же он, как я слышала, считает,

будто бы во всем виноваты нездоровые нравы людей, которые те привносят в наше общество.

– Мне кажется, было бы весьма разумно издать закон, согласно которому в гзартмы можно будет брать лишь добродетельных юношей, – заметила Миджирг.

Тилшарг покачала головой и махнула официанту, чтобы нес счет.

– Боюсь, Ее величество никогда не подпишет подобный закон.

Миджирг выразительно пошевелила ушами. Обсуждать пристрастия королевы считалось делом не слишком приличным, но ни для кого не было секретом, что многие гзартмы Уширг чрезвычайно походят на короля Лурии Флориана, отличающегося, по слухам, не только редкостной красотой, но и на редкость легкомысленным нравом.

Несмотря на то, что дарды вот уже почти шесть веков не покидали горы, они знали о других королевствах намного больше, чем могли представить люди. Дарды черпали сведения из рассказов тех, кто приезжал в Забраг, а также из книг с картинками-волшебками. Правда, изображения на волшебках то и дело подергивались, шли рябью, а то и вовсе застывали или двигались так медленно, что терпения досмотреть хватало далеко не у всякой. То ли дело волшебки Забрага, всегда превосходно работающие! Но тут уж поделать было ничего нельзя – местные волшебки создавались по совсем иной технологии, а на людские оказывали влияние нангарновые залежи.

– Скорее бы уже дугжа, никаких сил нет ждать! – меняя тему, посетовала Миджирг.

– Скорее бы последний день аукциона! – отозвалась Тилшарг. – Я хочу забрать Нейтана домой. Очень злит, что в рубашечный день все будут пялиться на него.

Достав из кошельков деньги и, отсчитав нужные суммы, подруги положили их в принесенный официантом кожаный футляр.

– Злит – не то слово! – Судя по тому, как прижались уши Миджирг к голове, а верхняя губа дрогнула, приоткрывая зубы, и ее совершенно не радовало то, что Ханет будет выставлен на всеобщее обозрение в одной лишь рубашке. – Лавина на эти аукционные правила! Не могу понять, почему нельзя забрать гзартм, как только внесешь задаток? Само собой, для ожидающих аукциона торги – развлечение, единственное, надо сказать, оставшееся азартным, учитывая, что из-за вас с Шадраг они всегда точно знают, чем закончатся бои на Арене и турниры по затрикию…

Тут Тилшарг на всякий случай приподняла губу, демонстрируя клыки. Ну сколько можно твердить об одном и том же! Миджирг рыкнула и тоже оскалилась, показывая клыки в ответ. Тилшарг покачала головой и фыркнула. Миджирг дружески ткнула ее кулаком в плечо – ладно, мол, тебе, уж и пошутить нельзя!

Встав из-за стола, они надели куртки, и вышли на улицу.

В отличие от вчерашнего дня, сегодня погода стояла удивительно теплая. Солнце мягко касалось лучами-ладонями затылков, заставляя забыть о том, что скоро выпадет первый снег. В канале, проходившем через центр Запопья, плавали лебеди. Багряные и золотые кленовые листья казались особенно яркими на фоне лазурно-голубого высокого неба. Клены посадили вдоль мощеной гранитом набережной триста лет назад, а теперь слабые, тонкие прутики превратились в сильные деревья с раскидистыми кронами. Набережная была одним из любимых мест горожан и приезжих, и обе дарды представляли, как скоро, поведут гулять вдоль канала своих новых гзартм, а опавшие листья будут шуршать у них под ногами.

***

Больше всего посетителей стекалось в Аукционный

дом в Рубашечный день. Серьезных стычек, грозящих перерасти в массовые драки между покупательницами давно уже не случалось, но Йоджинг Свирепая настояла на том, чтобы в залах на всякий случай дежурили шаджйаранги – по одной на каждый нгар[1].

Суровые законы и религиозные убеждения сдерживали звериную натуру дард: никто не хотел быть осужденной и изгнанной за проступки, совершенные от излишней горячности. Однако Йоджинг придерживалась принципа «Береженую Удра бережет» и сокращать количество шаджйаранг наотрез отказывалась. В конце концов, королеве Уширг надоело тратить время на бесполезные споры, и она позволила ей поступать так, как та считает нужным.

– Я очень взволнована, – сообщила Миджирг Тилшарг утром за завтраком, уныло глядя в тарелку. Она заказала лепешку с тыквой и омлетом, но даже не притронулась к ней.

– Да не волнуйся ты! Будем, как договорились, прохаживаться перед кабинками наших гзартм, а Оскат никого близко к ним не пустит. Понятное дело, это злит, но выбора-то у нас нет.

Тилшарг, в отличие от Миджирг, аппетита не потеряла и, с удовольствием умяв порцию тыквенных оладий с яблочным джемом, принялась за тыквенный торт.

Миджирг кивнула и без особого энтузиазма откусила кусок лепешки.

На самом деле ее опасения оказались напрасны. Видимо, кто-то пустил слух, что Нейтан и Северный цветок (так уже прозвали Ханета) проданы до аукциона и ни одна дарда не выказывала к ним неподобающего интереса. Только один раз Тилшарг пришлось рыкнуть на заместительницу министриссы сельского хозяйства, и то, тут же между ними встала шаджйаранга. Хмуро посмотрев на высокопоставленных дард, она напомнила, что в Аукционном доме закон обязаны соблюдать все, а несоблюдающим придется заплатить штраф. Удостоверившись, что конфликт разрешился, едва начавшись, шаджйаранга удалилась прочь, горделиво вскинув голову. Она и правда выглядела очень эффектно во введенной недавно новой форме: темно-синей складчатой юбке, длиной по колено, поверх которой была надета кольчужная сетка – больше для красоты, чем для пользы дела; темно-синего цвета куртке из шерсти; нагруднике из прессованной кожи со стальными накладками и высоких, черных ботинках, плотно охватывающих ноги до самых коленей. Вышивка на плече куртки, свидетельствовала о принадлежности ее хозяйки к специальному подразделению Йоджинг Свирепой, хотя и так было ясно, чья это подчиненная: обычные шаджйаранги не носили ни кожаного доспеха, ни устрашающего вида топора на поясе.

Меж тем Рубашечный день шел своим чередом. Гзартмы прохаживались по своим клетушкам, облаченные в тонкие шерстяные рубашки, не скрывающие достоинств или недостатков продаваемых, которые в другие дни невозможно было разглядеть под многослойными одеждами. Это помогало тем, кто еще не сделал окончательный выбор, склониться к тому или иному решению.

– Добрый день, госпожи министриссы! – рядом с Тилшарг и Мижирг возник сияющий Оскат. – Ах, какой сегодня у меня шдаржд, не правда ли?

– И вам доброго дня, – сдержано поздоровались те. Поправлять в очередной раз ошибившегося торговца им не хотелось, хотя его пассаж звучал более чем нелепо.

***

– Шдаржд! Ты подумай! – Тилшарг хлопнула себя по бедру, и рассмеялась. – Когда он использует слова не по назначению, еще полбеды, но такой пердимонокль с ним впервые на моей памяти.

– Да уж! – подхватила Миджирг и, дав волю чувствам, тоже от души расхохоталась. – Знал бы он, что сказал! Удра Великая, если бы он только знал!

Но Удра осталась глуха к ее словам, а оттого Оскат продолжал мнить себя знатоком гшхара и не подозревал, что спутал два слова: шдаржд и джардж. И если второе означало «многолюдно», то первое – желудочную инфекцию.