Хаос
Шрифт:
— Тебя бы не взяли, — отвечает она, как будто это не имеет большого значения.
— А если Джоэля?
— Просто радуйся, что ты этого не сделала, — отвечает она с легким смешком, который звучит прямо-таки зловеще, и я делаю себе мысленную заметку: Не попадать в черный список сумасшедшей цыпочки. — Итак, слушай, — продолжает она, — твоя первая репетиция с группой состоится не в ближайшие выходные, потому что будет Пасха, но думаю, может быть, в следующие выходные. Один из парней позвонит тебе, когда они разберутся
Я ошеломленно соглашаюсь, и звонок заканчивается тем, что Ди спрашивает меня, где я живу, и предлагает, по возможности, найти место поближе к городу. А потом я просто еду домой, думая о том, как мне себя чувствовать.
Теперь все кончено. И я это сделала. Я получила желанную позицию гитариста The Last Ones to Know. Такая возможность выпадает раз в жизни. И моя работа будет заключаться в том, чтобы репетировать с Шоном. Выступать с Шоном. Писать музыку с Шоном. Гастролировать с Шоном…
— Кит? — зовет мама за обеденным столом, и я так резко вскидываю голову, что чуть не откусываю себе язык.
— А?
— Ты почти не притронулась к своему чили, — замечает она со своего места справа от меня, в конце стола напротив моего отца. — Что с тобой происходит?
— Сегодня я получила работу.
Я отвечаю с вымученной улыбкой, стараясь не упоминать имя Шона. Воскресные вечера — это семейные ужины, и я обычно ем так же много и так же быстро, как мои двухсотфунтовые братья, но сегодня мой желудок скрутило в узлы, и имя Шона Скарлетта написано на каждом из них.
Уголки маминого рта морщатся. Она сложена как балерина, с мягкими карими глазами и пушистыми темными волосами, и эти карие глаза загораются, когда она говорит: — Это же замечательно! Какую?
Когда она кладет столовое серебро на стол и безраздельно обращает на меня свое внимание, я проигрываю битву и отвожу взгляд на отца.
— Это в Мэйфилде. Я подумываю переехать туда.
Мы с братьями унаследовали от матери худощавое телосложение и гладкие черты лица, а от отца — темные волосы, темные глаза и высокий рост. Он большой человек, и в нем есть что-то такое, от чего хочется выплеснуть все свои чувства, так что, когда он тоже кладет столовое серебро, я понимаю, что у меня проблемы.
— И что за работа?
Отлично, они с мамой словно объединяются в команду, а я сама по себе на ринге.
— Наверное, стриптизерша, — вставляет Брайс, что совсем не похоже на помощь.
Клянусь, он перестал взрослеть одновременно с тем, как перестал расти. Если последние шесть лет и научили меня чему-то, так это тому, что Брайс навсегда останется восемнадцатилетним подростком, запертым в теле взрослого мужчины.
Я сильно пинаю его под столом, даже не отрывая взгляда от отца, и Брайс делает именно то, чего я от него жду.
— Черт возьми, Кит! Какого хрена! Это, блядь…
Мама начинает кричать о сквернословии, а Кэл, Райан и Мэйсон хихикают себе под нос. Я прерываю этот хаос, чтобы наконец ответить отцу:
—
Моя мама останавливается на полпути, выговаривая Брайсу, чтобы он следил за своим «проклятым ртом», чтобы хмуро посмотреть на меня, скрывая настороженность.
— Еще одна группа? — спрашивает папа, но прежде, чем я успеваю ответить, Райан толкает меня в кроличью нору.
— А не та ли это группа, с которой вы вместе учились в старших классах? — спрашивает он. — В Мэйфилде?
Адам, Шон, Джоэль — эти имена пользовались дурной славой в коридорах нашей школы. За исключением Майка, все ребята были игроками с заслуженной дурной репутацией, которую, я не сомневаюсь, мои братья запомнили. Потому что кто мог бы забыть шепот, слухи, длинные очереди девиц, хлопающих ресницами, которые следовали за парнями, куда бы они ни пошли?
Я пожимаю плечами так быстро, как только могу, но вилка Мэйсона звякает о его тарелку прежде, чем я успеваю сменить тему.
— Ты ведь не в одной группе с этими придурками?
— Я даже не знаю, о чем ты говоришь.
Я лгу, не желая позволять братьям потребовать, чтобы я ушла из группы, но когда Мэйсон прищуривается, понимаю, какую ошибку совершила.
— Да ладно тебе, Кит, — говорит Райан с наполовину набитым ртом. — Ты ведь раньше их любила, помнишь?
Когда Мэйсон говорит, его глаза превращаются в темные щелочки.
— Как называется группа, в которую ты вступила?
— Они малоизвестны, — вру я.
— Значит, у них нет названия?
С моими братьями, нападающими на меня и с ложкой в моей руке, первое название, которое приходит на ум…
— «Ложко-убийцы», — отвечаю я, мысленно ругая себя за полное отсутствие оригинальности, а затем хвалю себя, когда Мэйсон просто молча поднимает бровь.
— И как зовут этих парней? — продолжает он, прерывая мой вздох облегчения еще до того, как он может начаться.
— Билл, Тай… — Я откусываю большой кусок острого чили, чтобы выиграть немного времени. — Пол… и… — Я закашливаюсь в руку, когда захлебываюсь водой. Ни одно имя не всплывает у меня в голове, даже на кончике языка — нет, ничего, ноль, пшик, о боже. Я так облажалась.
— И Майк, — заканчивает за меня Кэл, и я энергично киваю, потому что имя Майка Мэддена достаточно распространенное, чтобы сработать.
— И Майк, — соглашаюсь я, а затем поворачиваюсь к папе, прежде чем Мэйсон успеет задать мне еще несколько важных вопросов, из-за которых мне, возможно, придется совершить братоубийство. — Они все еще строят свою фанатскую базу, но действительно хороши, и я думаю, мне стоит попробовать.
— Кит, — говорит мама с другого конца стола тем тихим голосом, который означает, что она знает, мне не понравится то, что она скажет дальше. — Разве ты не хочешь быть учителем музыки или кем-то еще? Может быть, давать уроки игры на гитаре детям? Этим занимается муж моей подруги Лоры и он неплохо зарабатывает…