Хаос
Шрифт:
— Я скучала по тебе.
Его руки, как стволы деревьев поднимаются, чтобы обнять меня в ответ.
— Ты все еще в беде.
— Нет, это не так. — Целую его в щеку и поворачиваюсь к остальным братьям. — Если вы сможете вести себя прилично, — я пристально смотрю на каждого из них, — тогда сможете посмотреть шоу из-за кулис. Вы будете вести себя прилично? — Когда никто из них не отвечает, я вздыхаю и говорю: — Хорошо, пойдемте со мной.
С моими братьями, стоящими за кулисами, я играю лучшее шоу в своей жизни — точно так же, как и каждый другой вечер, когда мы были на гастролях.
Они здесь, чтобы забрать меня домой.
И я им это позволю.
Сегодня последнее шоу. Как только все закончится, группа планирует проехать три часа, чтобы вернуться домой. Адам и Джоэль очень скучали по Роуэн и Ди, и я сомневаюсь, что они даже проведут много времени с поклонниками, прежде чем забраться в автобус. Вместо этого они, вероятно, упакуются в рекордно короткие сроки и вернутся домой задолго до восхода солнца.
Мне все равно, когда я вернусь домой. Все, что меня волнует, то, что сегодня мне больше не придется держать Шона за руку. Я придумаю, что с ним делать завтра, или послезавтра, или никогда. На самом деле мне уже все равно. Я просто хочу быть дома, в своей постели, в своем собственном мире. Хочу быть подальше от Шона.
Я чувствую, как его зеленые глаза смотрят на меня, когда я играю, и я смотрю на него в ответ сквозь оранжевое сияние, освещающее сцену. Шон выкрикивает слова песни в свой резервный микрофон, его пальцы перебирают струны гитары, выглядя как рок-Бог, в которого я просто не могла не влюбиться. Каждая девушка в этом месте хотела бы пойти с ним домой сегодня вечером, а я единственная, кто мог бы это сделать. Я могла бы бросить своих братьев, вытащить его куда-нибудь в укромное место после шоу. Могла бы позволить ему взять меня и притвориться, что это ничего для меня не значит. Могла бы быть его секретом.
Могла бы позволить ему разбить мне сердце.
Снова.
Я смотрю, как он смотрит на меня, уже скучая по нему. Скучая по мечте о нем. По нашей лжи.
Отвожу взгляд, потому что глупые слезы жгут глаза, и единственный способ побороть их — это погрузиться в музыку. Закрываю глаза и подпрыгиваю в такт музыке. Я прыгаю, кручусь, рву струны на своей гребаной гитаре, как будто их никогда раньше не рвали. Когда у меня есть возможность сымпровизировать, я вкладываю в это свое гребаное сердце.
Потому что я уже не та жалкая девчонка, которая считала, что ее имя не стоит упоминания. Я Кит, чертова, Ларсон. Я гребаная рок-звезда.
Когда я снова открываю глаза, лица в толпе дикие, и я тоже. Яма — это море в моем шторме, бросающее толпу серферов по своим волнам. Они тянутся к нам отчаянными пальцами, прежде чем их хватают охранники и отбрасывают прочь. Адам поет от всего сердца, Майк дробит барабаны, а толпа — это бьющийся, живой зверь, танцующий под наш хаос. Я играю для них. Ради всего этого.
Я теряюсь в музыке, движении, огнях. Мое сердце колотится, кровь приливает, кожа пылает. В мокрой рубашке, с онемевшими пальцами, я делаю паузу в песне и, зажав гитарный медиатор между губ, сдергиваю фланель и швыряю ее в толпу. Бурлящий океан подхватывает
Это шоу, которое должно длиться вечно. Я так потеряна, что меня нельзя найти. Но очень скоро наша первая «последняя песня» заканчивается, и мы с ребятами уходим со сцены. Мои братья все еще там, Шон все еще дышит, и, хотя обычно Адам восторгается тем, как все были великолепны, сегодня Брайс опережает его.
— Срань господня! — говорит он, пока я жду ответной реакции. Я ожидаю, что мои братья будут жаловаться на мой выбор карьеры, одежды, выбор жизни. Но вместо этого он кричит: — Ты была чертовски крутой!
Затем сильно хлопает меня по плечу, и мое уставшее тело чуть не падает. Но Мэйсон подхватывает меня прежде, чем я спотыкаюсь, и крепко обнимает за плечи, чтобы я не упала.
— Ты чертова рок-звезда, сестренка.
Поднимаю подбородок и смотрю на его широкую улыбку… а потом, черт возьми, я плачу.
Я даже не знаю, почему ломаюсь. Может быть, потому что я счастлива, что мои братья любят меня. Возможно, потому что опустошена, что Шон — нет, может, потому что я скучаю по дому. Или потому, что я не хочу, чтобы эти последние несколько недель кончались. Может, потому что я больше не мечтаю. Потому что я не могу.
Кэл обнимает меня, и вскоре я задыхаюсь в объятиях четырех братьев — больших руках Мэйсона, под внимательным взглядом Райана, перед дважды сломанным носом Брайса, а Кэл сжимает мое плечо, пока я не прихожу в себя. Они защищают меня от всего мира, пока рыдания не прекращаются, и я целую каждого из них в щеку, прежде чем отпустить.
— Ты в порядке? — шепчет Райан мне на ухо во время последнего объятия.
Я шмыгаю носом в его рубашку.
— Да, думаю, я просто немного скучаю по дому. Вы, ребята, едете домой сегодня вечером?
Он отстраняется, чтобы изучить меня.
— Да, а что?
— У вас найдется для меня место?
Я заставляю себя ободряюще улыбнуться его обеспокоенному лицу, и в конце концов он кивает.
— Конечно, у нас найдется для тебя место. Пошли… Давай отвезем тебя домой.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
«У нас все в порядке?»
В свете, льющемся из окна моей детской спальни, я в миллионный раз перечитываю сообщение от Шона.
«Все в порядке», — ответила я вчера вечером, когда мы с братьями ехали домой на машине. Внедорожник Райана был мобильной камерой для допросов, и я не была уверена, что заставляло меня чувствовать себя хуже — ответы на их вопросы или что я отдаляюсь от Шона, миля за милей, минута за минутой. Мне казалось, что я должна была встретиться с ним лицом к лицу, следовало рассказать ему обо всем и услышать, что он скажет в свое оправдание. Но мне хотелось, чтобы он сам пришел ко мне. Я хотела, чтобы он признался во всем, пока у него есть такая возможность, и сказал, что я ему небезразлична настолько, чтобы кричать об этом на весь мир. Но он этого не сделал.