Хаос
Шрифт:
— И ты здесь для прослушивания? — спрашивает блондинка.
Я достаю свой гитарный футляр, прислоненный к стене, и широко улыбаюсь им.
— Надеюсь, что так. Ничего, что я девушка, да?
— Да, — торопится сказать блондинка, но Ди все еще скептически щурится.
Будучи единственной девушкой в мужской группе в колледже, я привыкла к этому, поэтому не удивляюсь, когда она говорит:
— Зависит от обстоятельств… Ты девушка, которая умеет играть на гитаре?
— Думаю, да, — невозмутимо отвечаю я. — Я имею в виду, это трудно, потому что моя вагина постоянно мешает, но я научилась справляться
Проходит долгая минута молчания, в течение которой я начинаю думать, что мой фирменный юмор растрачен впустую на двух цыпочек передо мной, но затем Ди взрывается хохотом, и они обе ведут меня внутрь.
Когда мы идем по короткому коридору, блондинка извиняется за грубый прием и говорит мне, что ее зовут Роуэн, а затем мы сворачиваем в похожее на пещеру пространство, которое и есть Mayhem. Массивный бар тянется вдоль одной стены, сцена — вдоль другой, а посередине комнаты стоят в ряд столы и шесть раскладных стульев — словно какая-то импровизированная мизансцена для судей American Idol.
Я пересекаю клуб, чтобы прислонить гитару к сцене, и пытаюсь убедить себя, что Шон не появится волшебным образом в любой момент, но говорю:
— Значит будем только мы?
— Нет… — начинает Ди, но едва успевает произнести это слово, как открывается задняя дверь и яркий послеполуденный солнечный свет разливается по полу, прокладывая путь всем четырем оставшимся членам группы The Last Ones to Know.
Первым входит Джоэль Гиббон, его выдают светлые волосы. В старших классах его прическа представляла жесткий от геля беспорядок, торчащий в разные стороны, а теперь это аккуратный ирокез, который режет линию по центру головы. За ним следует Майк Мэдден, который выглядит так же, но более мужественно. Адам Эверест входит следующим, выглядя еще более сексуально, чем шесть лет назад. Его волосы все еще длинные и неукротимые, джинсы все еще выглядят так, будто они ввязались в драку с измельчителем бумаги и проиграли, а его запястья все еще украшены набором несоответствующих браслетов. Блондинка идет ему навстречу, и мне становится жаль ее, если Адам решит перестать звонить.
А потом я впервые вижу Шона Скарлетта, как раз перед тем, как за ним закрывается дверь. Мои глаза с трудом привыкают к тусклому освещению, и когда это происходит, я вижу только его. У него те же темные волосы, тот же заросший подбородок, тот же взгляд, от которого мне трудно дышать.
— Ребята, это Кит, — говорит Ди, в то время как Шон продолжает красть воздух из моих легких. — Она будет следующей.
Они все смотрят на меня, когда собираются поближе, и только Адам и Джоэль умудряются сдерживать свои восторженные взгляды. Когда я вижу, как Шон изучает меня взглядом, на моем лице появляется довольная улыбка. После шести лет невозможности забыть его, этот единственный момент делает все происходящее стоящим. Помнит он меня или нет, но он смотрит на меня так, словно я самая горячая цыпочка, которую он когда-либо видел.
Эти штаны того стоили.
— Мы думали, ты парень, — говорит Джоэль, обнимая Ди за плечи и давая мне повод вести себя спокойно.
— Да, — говорю я, отводя взгляд от Шона, хотя чувствую,
— Мы раньше встречались? — спрашивает Шон, и из меня чуть не вырывается смех.
Мы раньше встречались? Да, пожалуй, это можно и так назвать.
Он смотрит на меня, слегка прищурив свои зачаровывающие зеленые глаза, но я отказываюсь позволить им очаровать меня. Вместо этого встречаю их с ухмылкой и говорю:
— Мы учились в одной школе.
— В каком году ты выпустилась?
— Через три года после вас.
— Ты приходила на наши выступления? — спрашивает Майк, но я еще мгновение смотрю на Шона, ожидая, что моя улыбка, глаза или голос освежат его память. Отвергнутая девочка-подросток во мне хочет расцарапать ему лицо за то, что он забыл меня, но рациональная часть знает, что он дал мне преимущество в игре, в которую я и не подозревала, что буду играть. Ту, для которой я сама придумываю правила.
Когда Шон пристально смотрит на меня и все еще не может понять, кто я, я поворачиваюсь к Майку и отвечаю:
— Иногда.
Пока ребята продолжают задавать мне вопросы — была ли я раньше в группе, были ли мы хороши, почему мы расстались — и я продолжаю давать им ответы — в колледже, мы могли бы быть лучше, потому что ребята захотели работать по нормированному графику, — я задаюсь вопросом, что произойдет, если Шон вспомнит меня. Буду ли я счастлива? Он просто посмеется над этим? Извинится ли за то, что разбил мое подростковое сердце?
Любых извинений сейчас было бы недостаточно, да и уже слишком поздно. Они были бы бессмысленными и взбесили меня. Тогда мне пришлось бы использовать свои ботинки, чтобы сделать именно то, что сказал мне Кэл.
— И ты уверена, что именно этим хочешь заниматься в жизни? — спрашивает меня Майк, и я киваю.
— Больше всего на свете.
Удовлетворенный, Майк поворачивается к Шону.
— Есть что добавить? Или послушаем, как она играет?
Шон, который не произнес больше ни слова с тех пор, как спросил меня, в каком году я выпустилась, потирает затылок и кивает.
— Конечно. Пусть сыграет.
Кивнув, я ухожу и хватаю свою гитару, двигаю ее на сцену, прежде чем подняться за ней. Я выгоняю Шона из своих мыслей и настраиваюсь в рекордно короткие сроки, пристегиваю Фендер к шее и подхожу к микрофону. Пока я подгоняю его под свой рост, все ребята сидят за столами, смеются и болтают. Все они, кроме Шона, которому слишком надоело мое прослушивание, чтобы смеяться вместе со всеми.
— Что вы хотите, чтобы я сыграла? — интересуюсь я, не обращая внимания на то, как он смотрит на стол перед собой, как будто тот гораздо интереснее, чем все, что я могу сделать на сцене.
— Свою любимую песню! — кричит Адам, и бабочки в моем животе исчезают, когда я концентрируюсь на музыке в своей голове. Я на мгновение задумываюсь о своих возможностях, а потом тихонько хихикаю и отступаю назад. Как только расставляю пальцы и дергаю E-струну, все шесть судей American Idol начинают стонать, и я не могу удержаться от смеха.
— Шучу! — говорю я в микрофон, зная, что они, должно быть, уже сотню раз слышали Seven Nation Army группы The White Stripes в исполнении гитаристов-любителей.