Хардкор
Шрифт:
— Возможно, — ответил Олег. — Всё равно в буране не добраться на одном гасторнисе. Второй сломался.
— Сломался? — заинтересовался Гвен. — У вас творения саргарцев?
— Да, — кивнул я.
— И далеко отсюда ваша птичка опрокинулась?
— Рядом, метров пятьдесят на юг по дороге. Вторая стоит у вас под навесом.
— Сколько дадите, если починю?
— Достаточно, — недоверчиво сказал Олег.
Гвен, кряхтя, поднялся, достал из большого окованного железом сундука сумку и вышел из дома.
— Вы не смотрите, что
Услышав скрип входной двери, на лестнице вновь показалась Юрха. Сначала были видны лишь ее голые ступни, а затем девушка наклонилась и принялась меня разглядывать.
— Слышала, что отец сказал? — прикрикнула на нее Ольха. — Марш к себе!
Юрха зашлепала по ступеням и скрылась на втором этаже.
— Вы ешьте, ешьте, я вам сейчас кровати постелю, — забеспокоилась хозяйка. — У нас три комнаты для гостей.
— Я с папой, — сразу сообщил Ёжик.
Олег промолчал.
Под вечер, когда поля затопила темнота, а буран и не думал прекращаться, Гвен вернулся.
— Бегает ваша птичка, — не без самодовольства сообщил он. — До Грьёдта дотянет, а там можете выбросить. Вам повезло, что у торговцев, с которыми я ездил, была подобная тварь. У них есть запасной накопитель молний, надобно только знать, как его подключить. На втором гасторнисе я тоже его задействовал. Так что с вас десять монет.
Олег крякнул, но безропотно полез в мешок за деньгами.
— И за ночлег еще пять, — быстро сказал хозяин.
— Три, — сказала Илва.
Гвен посмотрел на ее оскаленные клыки и согласился.
***
Ночью за плотно закрытыми ставнями ревел буран. Сквозь его завывания слышалось, как на равнине протяжно и заунывно вздыхали тролли, будто где-то далеко подавала голос жерлянка. Ольха перестаралась с печью — воздух в моей комнате был жарким и душным до выступившего пота. В соседних комнатах спали Илва и Ежик с Олегом, храп которого проникал сквозь бревенчатую стену. В одном из бревен, как раз над моим ухом, монотонно тикал жучок-древоточец, отсчитывая время.
Не спалось. Казалось, что в коридоре кто-то ходит и скребется в дверь. Наконец, не выдержав, я зажег свечу, но от этого стало еще хуже — по комнате расползлись дрожащие тени, будто под дверь пролезли щупальца тьмы.
Наверное, влияла близость монстра, трудно ощущать, что где-то рядом находится тролль, пусть даже в человеческом облике.
В дверь снова едва слышно застучали. Я поставил свечу на стул, достал меч, подошел, прислушался, а затем распахнул дверь и с удивлением увидел на пороге Илву. Она стояла в ночной рубашке, которую одолжила у жены хозяина.
— Зачем ты пришла? — спросил я.
— Тише, — приложила она палец к моим губам и проскользнула в комнату. —
Илва опустилась на кровать. От ее тела пахло снегом и душистыми травами. Я спрятал меч, сел рядом и спросил:
— Как же Олег? Ты же пошла с нами ради него.
— Ты так думаешь? — прищурилась Волчица. — Может быть, я отправилась ради тебя? Но ты же у нас неприступный воин, герой, кружащий голову девушкам. Только и мечтаешь, что о своей Гулльвейг. Видел, как на тебя смотрела эта девчонка?
— Кто, тролль?
— Да. Просто пожирала взглядом. Берегись, я тоже хищница.
Она обвила руками мою шею, потянула к себе, и мы вместе упали на кровать. Илва принялась меня целовать, жадно впиваясь в губы заостряющимися зубами. Олег за стеной всхлипнул сквозь сон и замолчал.
— Прекрати!
Я прижал руки Илвы к подушке, отстранился, а затем мягко прикоснулся губами к ее щеке. Целуя, опустился на шею. Надолго припал к ямке над ключицей, где чувствовалось, как колотится ее сердце. Илва едва слышно застонала. Ее руки ослабли, она прекратила вырываться.
— Мне не нравится твоя рубашка, — сказал я. — Ты должна ходить в шелках, а не в грубом полотнище. Как развязываются эти веревки на груди?
— Неумеха, ты затянул узел. Ой, а теперь разорвал.
— В нашем мире рубашки тонкие и нежные, как твоя кожа. Шелк течет между пальцами, когда ты гладишь ладонью, а затем освобождаешь то, что под ним. Вот так.
— Я люблю, когда ты рассказываешь про свой мир.
Ее рубашка соскользнула на пол, задев стоящую на стуле свечу. Мы очутились в жаркой темноте, наполненной стонами и звуками поцелуев.
— Гулльвейг, — шептал я.
— Я не Гулльвейг, — говорила Волчица. — Скажи мое имя, — просила она.
— Илва, — отвечал я.
— Еще, говори его еще.
Ее кожа была мягкой, и зубы больше не заострялись…
Потом мы сидели и молча слушали жучка-древоточца.
— Знаешь, — сказала Илва. — Я вспомнила себя, когда мы проходили в Призрачный город. Вспомнила, — задумчиво повторила она, перебирая пальцы на моей руке. — Я — воровка. Обыкновенная воровка. Раньше таких называли медвежатниками. Нет, я не хакер — специализировалась на сейфах с механической защитой. Может, слышал о краже на выставке бриллиантов в Николаенске три года назад?
— Ты?
— Я. Допустила оплошность. На мой след основательно сели. Грозило лет десять, а то и двадцать. Когда не было выхода, я подключилась к игре.
— Где ты в реальности?
— Не знаю. Меня не отключили. Может быть, нахожусь в тюремной больнице. Может, куда еще упекли. Но в игру с режимом «хардкор», ретурнеры за мной не сунулись. Да и я бы так просто им не далась.
— Как тебя зовут по-настоящему?
— Какая разница? — Она поднялась и подобрала с пола рубашку. — Здесь я — Илва, оборотень-полукровка. Такая жизнь лучше, чем гнить в тюремной камере. Так что мне незачем возвращаться.