Харизма [СИ]

Павлик Анастасия

– Ого, - я вздернула брови. Сумка плюхнулась на стол. Я выпутала дужки 'авиаторов' из волос и положила их рядом с кожаной сумкой.
– Давайте я помогу вам: в действительности вы хотели сказать, что не отказались бы от кофе, я вас правильно поняла?

Милана сделала шаг ко мне - маленький, чеканящий. Она побледнела, если возможно побледнеть при лилейно-молочной коже. А я что? Я повернулась к ней спиной и принялась рыться в ящике стола.

– Не хотите кофе? Тогда, может, чай? Мне чай можно. Это направит мой день в правильное русло. Пятница идеально подходит для того, чтобы

начать все с чистого листа.
– Шелковый рукав - прохладная вода цвета каппучино - сбился на предплечье; я достала из ящика стола кофеиновые пластыри и пришлепала к руке сразу четыре штуки. Никотиновые малютки остались в ящике, нетронутые.
– Или с чистого пластыря.
– Я с издевкой ухмыльнулась.

Мне было фиолетово, что Милана подумает о старушке Харизме после этого небольшого представления. Все еще ухмыляясь, я обернулась.

Ну и дела! Милана впритык подступила ко мне. Когда я говорю 'впритык', это значит 'вторжение в мое личное пространство'. Я чувствовала ее дыхание на своем лице. Однако не шагнула прочь, да и некуда было - я бы уперлась пятой точкой в стол. Плечи и шея загудели от напряжения. Прости, Милана, я не падка на девочек, пусть даже у них внешность голливудской звезды, а пахнут они украденными у убитых китов грезами. Я не сказала белокурой девушке, чтобы она, мать ее так, немедленно дала задний ход. Нахмурившись, я немигающе смотрела на нее, рукав шелковой блузы скользнул к запястью, проглатывая пластыри, обнимая ярко-голубые 'Той Вотч'.

– Он забрал самое дорогое, - губы с четко очерченным контуром шевельнулись, - что у меня было. И ему все мало?

Я покачала головой и сказала чистую правду:

– Не-а, не въезжаю в базар.

– Вы влезли в мою голову там, на перекрестке.

Я почувствовала, как мое лицо искажается в жестокой усмешке: была ли я для нее брюнеткой-с-перекрестка?

Милана нахмурилась. Не в настроении улыбаться? По правде говоря, холодная красотка вообще была не в настроении.

– Он нанял вас.

– Милана, - вздохнула я, и мой выдох прошелестел по ее платиновым бровям, смольным ресницам, - на часах - начало десятого утра. Я не просекаю расклад, окей? Говорят, чтобы по утрам начать ясно соображать, надо съедать яблоко. Я вот не съела и не просекаю трепаный расклад! Буль, буль, буль - вот и все, что я слышу.

– Он нанял вас, да?

Впору мученически застонать и сокрушенно хлопнуть ладонью по лбу. Да я бы хлопнула, но мы стояли так близко друг к другу, что тогда бы я непременно коснулась Миланы. А я не хотела к ней прикасаться.

– Буль, буль, буль, - повторила я проникновенно.

Гортанный клокочущий звук вырвался из горла белокурой девушки. Она занесла руку и ударила меня по лицу! Достаточно сильный удар со столь близкого расстояния.

– Эй, за что?! Я вычитала о яблоке в 'Ягодках старости'!

– Почему он не оставит меня в покое? Почему люди не меняются?

Милана замахнулась для второй пощечины.

Ну нет, это уже перебор. Разок треснула - и хватит.

Моя рука выстрелила вперед. Я перехватила ее руку, и прошипела этому белокурому произведению искусства в лицо:

– Почему же не меняются? Еще как

меняются. Болезнями.

Ее ногти ужалили мою руку. На коже раскрылись две борозды, что-то горячее стало впитываться в шелк. Ругнувшись, я подставила Милане подножку и сжала ее плечо.

Девушка стояла на коленях и всхлипывала - страшно утонченная, трепетная, красивая в одночасье.

– Уймитесь, Милана!
– выплюнула я. Блондинка дернулась, но я крепко держала ее. Курсы по самозащите научат вас давать отпор агрессивно настроенным красоткам.
– Больно?
– спросила я. Она тихонько вскрикнула.
– Тогда уймитесь и не бросайтесь на меня. Я всего лишь пыталась поддержать беседу, Господи Боже. Поддержать беседу, понимаете?

Громкий всхлип. Рыдания.

А я все продолжаю держать ее. Блин.

– Я сейчас отпущу вас и отойду.

Кивок.

Я отпустила ее и отошла. Девушка перебралась на софу, где накрыла лицо ладонями, и ее рыдания стали заунывным, как волынка, плачем.

Меня заметно потряхивало. Я села за письменный стол и вытащила сразу несколько бумажных платков из коробочки. По желтой гофрированной коробке жизнеутверждающе вальсировали цветочки, листики и облачка, веселились как прокаженные. Столько радости и веселья! Щека горела; царапины на руке кровоточили, и я приложила к ним платки. От вида выступившей крови в голове зазвенели бубенчики, а на корне языка стало горчить. Прибитая, злая, обескураженная, я откинулась в кресле. Адреналин покидал тело, коленки ослабли.

Милана смотрела на меня своим огромными серебристо-голубыми глазами-кристаллами, слезы блестели на ее лице жемчугом. И никаких потеков туши, пудры, размазанной помады! Водостойкая косметика?

Словно прочитав мои мысли, белокурая девушка выудила из сумочки пудреницу и принялась изучать себя в зеркальце. Нечего изучать - ее лицо было безупречно.

– На здоровье, - я бросила ей коробку с бумажными носовыми платками.

Милана не вытирала, а аккуратно промакивала слезы.

Я коснулась ссадины над бровью и коротко поведала Милане о вчерашней клевой тусне на перекрестке.

Салфетки на руке уже можно было выжимать. Я швырнула их в корзину для бумаг, наложила на руку новый самодельный бандаж и вновь откинулась в кресле: руки на подлокотниках, ноги скрещены в лодыжках, брови сцепились над переносицей не на жизнь, а на смерть.

– Я прочитала вас, хотя на мне были перчатки. А, может быть, все было наоборот. То есть, вы хрен знает как вломились в мой котелок и бросили туда свое зерно-воспоминание.

Девушка высморкалась в платок.

– Скажите, что... что вы увидели?

Что я прочитала, не снимая перчаток. Вот что она имела в виду под 'увидели'.

Я вздохнула. Пожалуй, мелочно было бы, брызжа слюной, вскакивать и орать что-то в духе: 'Попрошу не соскакивать с темы, кто кого ментально поимел!'.

– Похороны. Дождь, черные зонты, мужчина с лилиями...

Я запнулась.

Мужчина с лилиями.

Ошибки быть не может: этот тип вчера открыл передо мной дверцу 'БМВ'! Парень с обритой головой. Тогда, на кладбище, у него были рыжие кудри, тяжелые и потемневшие от воды.