Харизма [СИ]
Шрифт:
– Еще раз спрашиваю, сынок, - прогремел Туз, - тебе и твоим дружкам есть по двадцать один?
Пирожок полез в карман. Штаны трещали на нем по швам. Бросив на барную стойку смятую банкноту, он взвизгнул:
– Проверь, старикан, есть ли нам теперь по двадцать один!
Туз не шелохнулся.
Рядом со скомканной банкнотой как по волшебству возникла еще одна.
– А вот так?
– спросил Пирожок. Его раскрасневшиеся щеки походили на два воздушных шарика. Воротничок
Я тихонько засмеялась, ничего не могла с собой поделать. Старик медленно повернул голову, как та сова, и уставился на меня. Я широко улыбнулась.
– Обслужи их, Туз, пусть почувствуют вкус взрослой жизни. А как проблюются - сделают для себя соответствующие выводы. Ты преподашь им важный жизненный урок. Этому не научат ни в одной школе. Впрочем, как там поется в песне: нам не нужно образование.
Свет матово плескался в левом, стеклянном глазу старика. Правый же глаз, с сеткой сосудов, принялся шарить по мне.
– Скажи спасибо этой леди, жопоголовый, - проворчал старик минутой позже, отработанным движением сгреб банкноты и сунул в кассу. Непривычно слышать подобные слова от пожилых людей. От старости ожидаешь величественности и мудрости, а не низкопробных кличек.
– Это в первый и в последний раз, ясно?
Он доверху наполнил три полулитровых кружки и поставил на стойку. Пирожок вцепился в них, будто паломник в священные мощи.
– Улет, старикан, просто улет! Как дела, цыпочка?
– Пирожок стрельнул глазами в Свободу.
– Брысь, - сказала я, выжимая из себя остатки благожелательности.
Тем временем Туз сделал погромче телевизор и, елозя тряпкой по стойке, подошел к нам. На нем было мало одежды, словно излишком тряпья он мог навесить на себя лишние годы. Цветастая пляжная рубашка, парусиновые штаны, одетая задом наперед кепка; собранные канцелярской резинкой в 'конский хвост' седые волосы спускались до лопаток. Я пыталась представить старика сидящим за одним из этих бамбуковых столиков на игре в бинго, прихлебывая мятный чай и кокетничая с морщинистой, как сухофрукт, собеседницей, но шхуна моего воображения благополучно дала течь и затонула.
– У вас есть меню?
– спросила Свобода.
– У меня есть овощной рулет.
– Две порции, пожалуйста, - сказала я.
Подруга опалила меня злобным взглядом. В этом взгляде читалось: я хочу равиоли, или вегетарианскую лазанью, или пасту карбонару, или томатный суп с базиликом на крайний случай; за что ты так со мной?
– Что к рулету?
– спросил Туз.
– 'Ам-Незию'. Свобода?
– Вы делаете 'мохито'?
– Что это?
– Не важно. Простую воду, пожалуйста.
Туз наполнил два высоких
– Чертово сраное дерьмо!
– выругался он, вновь опуская на микроволновку огромный костлявый кулак, и проворчал себе под нос: - Все, что я видел сегодня, укладывается в эти три слова.
– Можно не греть, - сказала я, - и так пойдет.
– Ну нет, так уж точно не пойдет, - прорычал он уголком рта. Микроволновка застонала и, мигнув, загудела. Кивнув, дескать, сразу бы так, Туз поставил в нее рулет, захлопнул дверцу и выставил таймер. Тарелка с рулетом начала медленно вращаться, как лот на выставке.
– Китайская дешевка, - пожаловался бармен.
На стакане выступил конденсат, пузырьки напоминали экзотических рыб. Я сделала глоток, от ледяной терпкой газировки заломили зубы. От стакана на стойке остался круг, который я разорвала одним резким движением указательного пальца.
Свобода явно была не в настроении вести светские беседы. Обхватив длинными наманикюренными пальцами стакан, подруга изучала окружающую обстановку. Чем больше она видела, тем глубже становилась морщинка меж ее бровей. Гипсовые попугаи у кого угодно вызовут несварение.
Туз поставил перед нами по тарелке. Я выжала из себя отрепетированную улыбку. У каждого в загашнике есть такая улыбка: как маленькое черное платье - константа в женском гардеробе, так и такая улыбка - обязательная маска на цирковом представлении.
Из движений Туза тут же исчезла резкость атакующего насекомого. Да, они были все такими же точными, как часовой механизм, но в то же время в них появилась и завораживающая текучесть.
– Это...
– Свобода смотрела в тарелку. Так смотрят на полотна мастеров экспрессионизма.
– Овощной рулет, - произнес Туз холодно.
– Ешьте, пока не остыло. Эта штука вряд ли оживет второй раз за сегодня.
– Вы о рулете, разумеется.
– Лицо Свободы было пустым, нечитаемым, а тон по-медицински сухим.
– Я о микроволновке.
Подруга и бармен долгое мгновение буравили друг друга взглядами. Не обрывая зрительный контакт, Туз вынул из заднего кармана джинсов пачку сигарет и закурил.
– Вы собираетесь курить?
– ахнула Свобода.
Свобода не курит, и терпеть не может курильщиков. Исключение: старушка Харизма.
– Вообще-то я уже курю.
Впервые Свободе попался собеседник, который не превратился в слюнявого щенка при виде нее. Эти двое, они нашли друг друга; встретились два чемпиона игры в гляделки.