He как у людей

Хардиман Ребекка

— Вот они, твои пьяные вечеринки… — Кевин улыбается, давая понять, что шутит, и тут же морщится. Ведь было же время (ну да, почти двадцать лет назад — до смешного беззаботное время, еще до того, как они начали плодиться и размножаться), когда не нужно было специально подчеркивать, что шутка — это шутка? Пошутил, и все. Теперь же непременно нужно поднять бровь, пожать плечами, что-то пояснить или смягчить, чтобы кто-нибудь из близких не истолковал его слова превратно.

— Я уже в курсе, — говорит он. — Ее высочеству понадобились какие-то туалетные принадлежности. Не то гель, не то масло для волос.

— Не нужно подробностей. — Грейс запивает таблетки остатками чая и начинает разминать вилкой яйцо. — Это прекрасно.

Кевину

даже не верится, что она так легко проглотила его вранье. Эйдин, яростная противница всякого кокетства, никаких туалетных принадлежностей не просила, это совсем не в ее духе. Правда в том, что за такое короткое время дочь уже успела влипнуть в неприятности, хотя Бликленд, старая садистка, обожающая передавать родителям дурные новости лично и наслаждаться реакцией, отказалась сообщать подробности по телефону, сколько он ни выспрашивал. Лишь заявила, что хочет видеть его завтра с утра. Кевин намерен погасить этот тлеющий уголек сам, не посвящая в это жену, иначе очередная атака «урагана Эйдин», да еще сразу же после расправы над картиной, неизбежно усугубит ситуацию. По крайней мере, именно так он для себя оправдывает свою скрытность; на самом деле, конечно, и другие мотивы играют роль.

— А до пятницы это не может подождать? — спрашивает Грейс. — Ты как? Выглядишь как-то не очень.

— Нормально. Вообще-то я собирался сегодня съездить. Мне все равно в город нужно.

— Да?

— Мик нашел одну вакансию. Шансов немного, конечно. Какая-то онлайн-муть, я в ней не разбираюсь.

— Можно же на какие-нибудь курсы пойти?

Кевин с трудом сдерживается: она уже не в первый раз дает ему этот наивный совет

— Что ж, все равно хорошо, если есть шанс, — продолжает она. — Но, сам понимаешь, может и затянуться.

— И так уже затянулось.

— Ничего страшного. Слушай, — говорит Грейс, — к ужину меня не жди. Я сегодня поздно приду.

— Опять? — вырывается у него.

— Ничего не поделаешь, — говорит она, хмурясь. — Поверь, я бы сама с удовольствием дома побыла.

— Правда?

— Шутишь? — она слегка улыбается, не то с любопытством, не то озадаченно, и направляется в душ.

***

Выгладив свои лучшие брюки, Кевин добрых десять минут разыскивает свой единственный ремень — старенький, потертый плетеный пояс, и в конце концов находит: ремень висит на спинке кровати Кирана, и на нем болтается в петле плюшевый мишка. Господи, у него в этом доме хоть что-то свое есть?.. В туалете он после некоторых раздумий отвергает мысль брызнуть на себя одеколоном, подаренным детьми на день рождения и до сих пор не распечатанным: это кажется слишком банальным. Нет, все-таки он и правда дурачок деревенский. Немолодой мужчина, притом женатый, притом более или менее счастливо женатый… или нет? И вот, как последний идиот, пытается принарядиться в надежде произвести впечатление на женщину, которая его на добрую четверть века моложе, которая тоже, скорее всего, замужем и вряд ли помнит о его существовании. Не говоря уже о том, что его шансы увидеться сегодня с Роуз Берл вообще призрачны. Встреча с Бликленд назначена в корпусе «Фэйр», а кабинет мисс Берд располагается в школьном здании. И тем не менее его мозг все утро кипел, изобретая какой-нибудь правдоподобный предлог для того, чтобы зайти в главный офис и вдоволь налюбоваться ею: темным пятнышком родинки в правом верхнем углу рта, роскошным изгибом бедер под юбкой-карандашом, влажно блестящими глазами с дерзкой искоркой…

По счастливой случайности или по прихоти подсознания, сидя перед кабинетом Бликленд и разглядывая три телефона на стене напротив, Кевин вдруг замечает Роуз Берд. Объект его вожделения, ни о чем не подозревая, приближается к нему, просматривая на ходу огромную стопку папок с документами, и щеки у нее раскраснелись от короткой прогулки между двумя школьными

корпусами. На ней сексуального вида очки в черной оправе «кошачий глаз», которых он раньше на ней не видел, и синее платье с запахом, скрадывающее и одновременно подчеркивающее фигуру — в воображении Кевин тут же начинает медленно разматывать на ней ткань. На ногах у нее, как у всех женщин в Дублине, темные высокие кожаные ботинки, все в серебристых люверсах и молниях от щиколотки до середины икры. Вот бы сейчас расстегнуть эти молнии. Стянуть с нее ботинки и поглядеть, что там под ними. Колготки? Чулки на подвязках? Голая кожа?

— Мистер Гогарти, — она резко останавливается.

Стоит ей улыбнуться Кевину этими губами, как щеки у него окрашиваются румянцем и кровь приливает к паху. Ему снова четырнадцать лет. Как бы ему ни хотелось держаться с вежливой отстраненностью, он просто тупо пялится на Роуз Берд. В ней, словно в таблетке экстази, есть что-то такое, что ударяет в голову, и Кевину вдруг делается хорошо.

— Как поживаете, мисс Берд? — Он не знает точно, что полагается делать в таких случаях по этикету. Кивнуть? Слишком холодно. Поцеловать? О боже, нет, конечно. Помахать рукой? Как-то нелепо, она же рядом стоит. Кевин останавливается на рукопожатии.

— Ой, — говорит она с хрипловатым смешком, — какой вы холодный!

А вот у нее рука, наоборот, теплая, даже горячая, и этот первый телесный контакт с Роуз Берд, администратором школы Миллбери, несет в себе заряд чистого секса, ну ладно — потенциального крышесносного секса, который пробивает его насквозь.

— Как дела у Эйдин? — спрашивает Роуз.

Тут Кевин вдруг замечает, что у нее за спиной Блик-ленд уже хромает к ним через свое непомерно огромное, под стать раздутому самомнению, логово. Еще несколько секунд — и шанс будет упущен.

— Отлично, — говорит Кевин и делает Роуз Берд знак придвинуться поближе, словно хочет сказать ей что-то по секрету. — Послушайте, я хочу спросить — можно будет с вами побеседовать после того, как я закончу свои дела здесь? — Он комично таращит глаза, словно мысль о встрече с Бликленд приводит его в ужас. — Чисто деловой разговор…

— Да? — Очаровательная головка в замешательстве наклоняется ближе. Кевина накрывает волна дорогого мускусного аромата, напоминающего о дорогом универсальном магазине, где продавщицы с утра до вечера обрызгивают духами надменных клиенток, мимоходом завернувших к ним в обеденный перерыв в поисках средств соблазнения. Мисс Берд больше ничего не говорит, только смотрит, наклонив к нему лицо, серьезно и с любопытством, и ему остается только развивать дальше свою смехотворную легенду.

— Я хотел узнать, нельзя ли переводить Эйдин карманные деньги на какой-нибудь счет, чтобы она могла тратить их после школы. Она говорит, что другие девушки заходят в магазин и покупают конфеты. — От ее взгляда Кевин теряет волю, от ее близости слетает фильтр, сквозь который в другой обстановке не прорвалось бы то, что он брякает сейчас: — А может быть, и кое-что еще.

Что, черт возьми, он хотел этим сказать? А главное, как его поняла очаровательная мисс Берд? Что такое необычное или недозволенное можно купить в местном магазине?

— Вы имеете в виду сигареты? — понимающе кивает мисс Берд. Она совершенно невозмутима — помимо всего прочего, она умеет сгладить неловкость, и Кевин снова чувствует себя на коне. Интересно, думает он, у нее тоже ток пробежал по каждой клеточке тела от этого рукопожатия? — Но эти вопросы находятся в ведении мисс Бликленд. Она распоряжается всеми делами в «Фэйр». А вот и она сама.

— Ясно, — бормочет Кевин, и мозги у него в голове взбалтываются, как омлет, от лихорадочных попыток прямо сейчас, когда старая карга с пустым и непроницаемым, словно кусок ДСП, лицом уже взялась за дверную ручку, придумать другой законный повод снова увидеться с Роуз Берд, и поскорее. Как можно скорее.