Хегальдины
Шрифт:
– Да-а! – торжествующе рычит он. – Наша семья становится больше! – Хватает руку Лераиша и приветственно сжимает ее, а тот лишь стискивает зубы, стараясь не выдавать той боли, которая через мгновение может превратиться в следствие перелома. – Да вы же оба истощены! Я же говорил брать с собой больше вяленого мяса, да и в дороге грызть не только сухари и ягоды, а охотиться на дичь.
– Это Баббар, мой сын, – коротко представляет Лифантия. – А та шейда, его сестра Сэйя. Моя дочь. Сегодня их смена стоять на посту.
И только сейчас Лераиш замечает,
– А это наш новый член семьи: принц Лераиш, – продолжает Лифантия, указывая на того рукой.
– Надо же, падший принц, – коротко произносит Сэйми, со странной ноткой интереса и иронии.
Лераиш выдавливает улыбку, короткий поклон. А затем следует за старым шейдимом дальше, замечая ухмылку на лице шейды, которая скрещивает руки на груди и поглаживает острие ножа большим пальцем.
– Покорми его! – слышится прощальный голос Баббара за спиной.
Они входят в новый коридор и, преодолев его, попадают в место, которое назвать пещерой у Лераиша не поворачивается язык. Целый мир в недрах горы, под толщей из камня. С невероятно высоким сводчатым потолком, опирающимся на исполинские сталагнаты. И все пространство тонет в бледно-голубом свете, что исходит от растущих повсюду кристаллов. Внизу несколько десятков строений из дерева и огромная плоская площадка в самом центре. Сталагнаты испещрены спиралями ступеней со множеством выступающих площадок. В углу шумит водопад.
И повсюду множество шейдим.
– Дети? – почти вскрикивает Лераиш, указывая вниз на играющих малышей.
– А вы думали, что шейдимы бесплодны? Или недостойны иметь детей? – сдержанно отвечает Лифантия, но в голосе слышится раздражение.
– В основном подкидыши. – Он смотрит в глаза Лераиша, полные недоумения, и, не дожидаясь вопроса, сразу продолжает: – Вы, принц, наверняка, знаете о том, что не все хегальдины смирились с жизнью за стенами, купаясь во всех так называемых благах цивилизации, есть те, кто не принимает законов своего народа, те, кто увидел больше остальных и предпочел не сражаться с установленным порядком, а сбежать от него.
– Отшельники? Все считают их глупцами и самоубийцами.
– Пойдемте вниз. Баббар прав, нам надо хорошо поесть. – Лифантия жестом указывает следовать за собой.
Они спускаются с площадки вниз по лестнице. Лераиш ощущает, как с каждым шагом ставится все теплее. Наверное, неподалеку горячие источники, думает он.
– Именно отшельник помог мне в свое время. После того как меня прилюдно избили, лишили крыльев, морили голодом несколько дней – я оказался за стенами. И полз подальше от них. Я боялся. Я хотел быть как можно дальше от них.
Лифантия кивает проходящим мимо шейдимам; а Лераиш чувствует стыд в ответ на приветные улыбки. Ведь не так давно он сам считал их зверьем, недостойные жизни. И каждая улыбка сейчас подобна брошенному ножу. Каждое проявление добра, как укор. Лераиш старается отвечать тем же, приветливо поднимая руку, но внутри все сворачивается от неуверенности. Вокруг
– Он выходил меня, помог выжить, – продолжает Лифантия. – Он помог освоится мне за стенами. И после всего пережитого, я не сбежал, а начал следить за стенами Эрриал-Тея, за которые бросали искалеченных шейдим, также как меня; я хотел спасти тех, кого посчитали падшим. Как и вас. Как многих из тех, кто сейчас здесь живет. Мы имеем связь с Эрриал-Теей через отшельников, именно через них передают младенцев и детей, чьи глаза черны, и которых невозможно более скрывать.
Они садятся за длинный дубовый стол под навесом, где почти сразу же возникают две тарелки с мясной похлебкой, кусок сыра, хлеб и кувшин с молоком.
– Рада видеть новое лицо, – улыбается шейда, руки которой ловко нарезают сыр.
– Лиррия, – нежно произноси Лифантия. – Наша кормилица. Лучше нее, вас, принц, не накормят даже во замке.
– Да ну что ты, – отмахивается она. – Рада познакомится.
– Я тоже рад, – сконфуженно отвечает Лераиш, всматриваясь в крошечные морщинки у ее черных глаз. Плечи Лиррии также, как и плечи Лифантии укрывают тонкие крылья.
– Вам надо поесть и отдохнуть, – коротко произносит она, после чего уходит.
Лифантия смотрит ей вслед с той же нежностью, с которой произносил ее имя.
– А как много здесь шейдим? Каждый кто, здесь живет – каждого спасли вы?
– Нет. Конечно нет. Некоторые уходили сами, замечая следы на своем теле. Редкие глупцы пытались что-то доказать или вымаливали милости. Наша семья велика. И у каждого есть свои обязанности. – Лифантия медленно отхлебывает мясной бульон в то время, как Лераиш жадно опрокидывает тарелку, выливая остатки в рот. – И вы, принц, не станете исключением. Вы ведь обучались искусству обращения с цепным копьем?
Лераиш кивает с набитым ртом.
– Вы могли бы обучить этому делу других?
– Хотите создать армию?
– Хочу в нужный момент защитить свою семью. Защитить тех детей, от которых отказался целый народ только потому, что их глаза черны. Защитить женщин, которых втаптывали в грязь ногами собственные мужья, когда на их сердцах появились отметины. А знаете, принц, что большая часть шейдим также, как вы были отмечены казнью лишения крыльев. А многих ослепляли солнцем. Многие прошли через муки казней.
– А почему вы не уйдете дальше, не спрячетесь за горы?
– И позволять умирать своему народу? – Впервые за все проведенное со стариком время Лераиш слышит в его голосе гнев. – Вы хотите жить как прежде? Зная, что часть вашего народа голодает и гнет спины от рассвета до заката, а вы потребляете их блага, паразитируете, чтобы стать счастливее? Мы не хегальдины, принц, это чуждые для нас принципы. Мы шейдимы, мы семья. Мы стараемся заботится о каждом из нас. И как настоящая семья, мы не можем принудить вас к чему-либо. Можете идти куда пожелаете. В любое время. Но если вы решите уйти, то постарайтесь никогда не возвращаться.