Химера, дитя Феникса
Шрифт:
*****
Я проснулся не от криков людей, а от волн боли, отчаянья и смерти. Резко вскочил на ноги и огляделся. За костром сидели и общались иноземцы, пили отвар из трав и изредка поглядывали в сторону ристалища. Адель, зажав ладошками уши, раскачивалась из стороны в сторону, из глаз её текли слезы. Моё желание было одно — бежать подальше от этого места. От смертей и крови, от бессмысленной борьбы за власть, злато и глупые идеи. Набрал ты огромную казну, есть у тебя дом и надел. Трудятся в твою выгоду десяток закладных холопов и наймитов. А возле Грани стоят Отец
— Я с тобой, — промолвила невесть откуда взявшаяся Адель. — Не могу я с ними сидеть, всё прибыль и выгоду ищут, не в деньгах, так в положении. Договариваются Джуми на меч взять, торгуются за места у власти. А там сотни людей, что простые стражники на стенах. Рабы и наложницы. Жён у знати меньше пяти нет. Опять кровь, опять слезы родственников. Я видела, что ты хочешь сбежать, с тобой уйду.
— Не могу Я уйти, тут мои братья. Я на службе Церкви и Храму, и более не принадлежу себе, — горестно произнёс и уронил голову на грудь.
— Мужа мужем делает не причинное место или борода, а ответственность за свой Род, семью, Родину и слова. Так мне русс говорил, что у нас поначалу рабом был, угнанный из этих мест, а потом мудростью своей стал мне учителем и более не страдал. Называл себя Ведуном из рода Вятичей, — сказала ведьма.
Затем Адель села рядом, обняла за плечи и запела тихим голосом простую песню на незнакомом языке. Потом начала гладить меня по голове, пытаясь утешить. Сколько мы так просидели, не скажу, но очнулись от окрика.
— На ловца и зверь бежит! Как славно, что весь лагерь перерывать не пришлось, — произнёс Васька Кривой. За его спиной стоял десяток ближников, кое-кто вытирал сухой травой кровь с оружия. Звуки боя ещё доносились от ворот, потому Я понял, что пробились через стену, что держали возничие. Резко вскочив, достал нож, закрывая своим телом Ведьму.
— Значит, по-плохому, — подытожил Ватажник и дал отмашку своим бойцам. Схватка была коротка. Выбили нож из руки да ударили по голове. В который раз Я потерял сознание…
*****
Очнулся Я от мерного раскачивания лодки, два крепких мужа стояли на вёслах, загребая в сторону ладьи. Потянулся было прыгнуть за борт, как понял, что связан.
— Не рыпайся! Василий сказал, что сбежишь ежели, твою бабу будут долго пользовать, пока не сдохнет или руки не наложит. Скоро уж будем под парусом, там и погуляешь. Да и не уплывёшь далеко, в лодке, вишь, багор да тыкало с зубами. То малец не для Люда. Ты, говорят, глазастый паря, зыркай вокруг. Как кривой гребень волны узришь, враз кричи, или заберёт нас водяной чёрт. И это, замутит ежели, гляди на берег. Попустить должно.
— Хорош балаболить,
— Вы — морские разбойники? — спросил Я говорливого парня, того, что с золотой серьгой в правом ухе и в косынке.
— Не, то таврово племя, мы — ушкуйники. Давай наляжем, браток, на вёсла. Борей скоро проснётся, тяжко будет править ладьёй.
— Где Дева, что со мной шла? — спросил Я ушкуйника.
— Дык ты последний на бережку остался, за тобой пришли. Остальные лесные братья вернулись в дом. Говорят, погуляли знатно, добычу богатую взяли, а на последнем погорели. Ну хоть земельку оросили кровушкой, всё дело. Ты раньше ходил водой?
— Не доводилось.
— Эх, завидую я тебе. Первый раз на Ладье, и сразу на дальний ход. Иртыш увидишь! До Оби дойдём. Там новый Китеж-град ставят, во славу Ярила.
— Молчи, дурень. Мало того, что бабу взяли, а они, как известно, все ведьмы, ещё и Васька Кривой подраненный крепко. Дойдёт ли, то вопрос. А ватажка его по сговору, только в конце оплату даст. Ещё и ты мелешь языком, смотри за водой. Гнуса что-то много.
— Да не видно, туман, как на болоте, будто молока разлили.
Я нырнул в дар и обомлел, под гущей воды сновали тени рыбин размером от локтя. Были и большие, в две сажени, те имели большую голову и толстое тело.
— Как водяной чёрт выглядит? Вижу с большой головой, в два локтя в ширину.
— То соман, падальщик. По дну идёт, собирает останки. Мясо дрянь, вонючее и жёсткое, хоть вари, хоть жарь, одна потрава. Чёрт, он с острой головой, маленькие лапки на грудине и гребень кривой, на один бок завёрнут. В длину не меньше сажени, но ярый больно, на всё кидается, — подсказал вёсельщик.
Прознав о виде твари, начал смотреть за водой, как вдруг шагах в пятидесяти разлилась синевой боль речного жителя, я направил свой взгляд на него, известный мне от подсказа ушкуйников соман пытался уйти от остромордого и резкого чёрта, дымя синим подрезанной грудиной. Нырнув ниже, падальщик стал разворачивать грузное тело для того, чтобы встретить хищника тяжелой головой, но стремительный охотник на скорости порезал бочину от жабр до хвоста.
— Вон там чёрт режет сомана, шагов тридцать.
— Сенька, хватай тыкало да развяжи мальца, перевернёт ежели лодку, он связанный быстро на дно уйдёт, а на запах крови много какой твари прибудет, не вытащим, — произнёс хмурый. — А ты как видишь-то их? Я только через пузыри или волну могу понять.
— Глазастый, — не вдаваясь в подробности Дара, ответил мореману. После того, как дёрнули за хитрый узел, путы упали, и руки освободились, хоть и закололо от немоты. Я начал их растирать, время от времени указывая пальцем направление до твари. Проходя рядом с лодкой, показался кривой гребень. Сенька взял упреждение и метнул снаряд. Вода вспенилась, волной разойдясь в стороны. Речной чёрт уходил в глубину, побитый снарядом, тут же закрепленная на тыкале бечёвка начала раскручиваться, слетая кольцами с бухты.