Химера, дитя Феникса
Шрифт:
— Правил Ваших не разумею, Я не вой, чтобы с Дружиной быть, не Знатный и гость. Не так давно меня закладным прозвали, а теперь Гостем. Потому не обессудь, княже, но место посредине мне в самую пору, — пояснил своё решение и уважительно поклонился.
— Благодарим за помогу с Ватагой, после того случая проверили все стены, нашли ещё пару крысьих ходов, — начал Дьяк, Дружинники же при упоминании норы почесали обожжённые места. — Теперь грязи и дурмана поменьше в граде. Пойманные лиходеи признались в вине и отправлены на камни, но приглашали мы тебя не за тем. — Прохор глянул на Князя, что не сводил своих гневливых очей с меня. — У
— А кто был первым? — перебил Я Дьяка.
— Так сразу и не скажешь, поначалу-то как, слухи да шепотки, а всерьёз стали смотреть, когда пьянчужка один, блаженный, что у корчмы за советы на кружку бражки менял, пропал, а потом его нашли, порванного напополам, будто лошадьми в разные стороны дёрнул кто. А потом, как следить начали, то оказалось, что некоторых прям из постели крали, а остальная семья не заметила и не слышала до утра. Пока не спохватились. Теперича до утра все двери и ставни заперты. Стража меньше, чем по трое, не ходит, да и то старается отсидеться в спокойном месте, несмотря на приказ. Вои, что стены держат, клянутся, что не видели никого, да через врата не выпускали. Теперича байки ходят про Ночного Охотника, так его окрестили в народе, чеснок вешают, как от упырей, вяжут солому в куклы, чтобы от нечистой силы уберечь, тьфу… Темень несусветная.
— Но ведь кто-то ещё пропал, ведь ранее Вы особо и не искали. То простой люд был, да купцы-иноземцы. А теперича всё поменялось, — прознал Я про беду Князя. Дьяк крякнул от неожиданности, Дружина стыдливо прятала глаза. Два незнакомых мне мужа переглянулись и пожали губы. За столом повисло тягостное молчание.
— Сестрицу названную мою, через Охрану, тёток-наседок, Дружину и через многие заборы забрали, — глухо произнёс Князь. — Дружина по утру так и стояла подле дверей, клялись, что никто не проходил, а тётки спали так, что только на следующий день пробудились, по щекам били, уши терли, пятки жгли. Как мёртвые, да лучше бы они мертвы оказались. Они, а не сестричка. Одна, правда, от сожаления и не досмотра повесилась, но то делу не помогло… Найди её, живой али мёртвой. Не могу жить, пока не успокоюсь и не узнаю правду. Коли мертва, то хоть тризну справлю… — Князь после этих слов схватился за голову и замолчал.
— Блаженного где нашли, место укажите, и нужно в светлицу княжны зайти, — произнес Я и встал.
— Повелеваю, во всем Святочу помогу оказать, слушаться, как меня, и ежели его утеряете, с ним и голову свою буйную заодно. Уходи, Святоч, Слово своё даю, как разрешишь Сие непотребство, то свободен будешь и с почестями до Городища отбудешь. За Деву решать не тебе, она и сейчас свободна. Хочет ежели, пущай живёт, знахарей и ведунов у нас мало, — подбил договор ударом ладони по столу княже.
Поклонившись Знатным, пошёл на выход. За мной следом прогромыхала Дружина.
— Откель начнём? Со светлицы?
— НЕТ, с Блаженного, а если есть свежее тело, что ещё не погребено, то с него.
— Тогда в Острог, там в леднике чета Мясника дожидается. Дьяк приказал не выдавать её, пока ты не очнёшься, вот третий день пошёл. Обстоятельства немного другие, но раны те же. Нашли её у стены, в ночной одёжке.
Блаженный Ванька Потапов сын. Возраст неизвестен. Найден у речки Чернушки выше Китеж-града, 3 серпня, 231 года после Исхода (авг.). От воды в тридцати семи шагах, головой на Север. Без обуви и куртки. Тело разорвало посредине, чуть выше таза, но кишка цела. Лицо и уши посечены многократно, рука левая сломана чуть выше кисти, а грудина и висок пробиты. На правой ноге сильная вмятина, с ладонь шириной. Дырка мала для стрелки или ножа, формой странная.
— А Иван Блаженный пред смертью ни о чём не возвещал али стращал кого?
— То не знамо, мы тогда на Юг ходили. Можно в корчме поспрашать, там есть завсегдатаи.
Марта Рябенко, сорока и пяти лет от роду, попрошайка у Капища Богов Светлых. Найдена в воде у рыбацкой запруды. 12 серпня, 231 года после Исхода. Без сердца, грудинка вырвана сильной рывком, кости и рёбра многочисленно разломаны. Была бита множество раз, лицо и шея все в надрезах, пальцы поломаны.
На листе изображена была старуха, глазница одна пуста, нос почти отрезан. Вздутые руки и рыхлое тело, в воде была не менее двух-трёх дней, если считать холодную воду десятой луны.
— Марта-попрошайка всегда в одном месте была, али бродила по Граду?
— Я её токмо там и видывал, — ответил Борис. — Сколько себя помню, она там и харчевалась на подаяние, да и спала под навесом.
Михайло Одийчук. Послушник Капища. Осемьнадцати лет отроду. Найден в колодце у южных ворот.15 серпня 231 года (авг.). Задушен, но на сплетении есть удар в сердце схожим способом, что и у Ваньки Блаженного. Одет полностью, но сумы с писчими принадлежностями при нем не было.
Молодой парень, с выпученными глазами и торчащим языком, на шее синяя полоса от удушения. Кулак крепко сжат.
— У Михайло что в кулаке нашли?
— Тряпку чёрную, лоскуток, — отозвался Игнат. — Я слухи не разгоняю, тогда моя смена была город обходить. Уже кончалась она, а утром служки потащили воду на мытье полов из колодца, в аккурат мимо Капища мы идём обходом. Слышу крик, гам. Потом тело подняли, а колодец закрыли, пока не вычерпают воду до дна семь раз, как тот не очистится от греха.
— А кто у вас чёрные одеяния носит?
— Да так-то много кто, служки, Старшие послушники, волхвы, судьи да дьяковы работники. А так больше — кожа коричневая да цветная в ходу.
Василий Терентьевич Петров. Извозчик. Примерно пятьдесят лет. Найден по дороге к Омску в пятнадцати верстах от Града. 27 вересня 231 года (сент.). Был спрятан в мешок неподалеку от кабака Мирона. Телегу, равно как и лошадь, не нашли. Пробит череп тяжёлым тупым предметом. Кошеля и ценных вещей при нём не было. Мирон говорил, что Василий зашёл купить овса и припасов в дорогу, был взволнован. Добавлен в список по причине вырванного уха, хоть и серёг не носил, и на месте кошеля сильный порез живота глубиной в два пальца.