Хищник

РуНикс

сдерживала это желание, стоя неподвижно, за исключением ее вздымающейся груди, ее пальцы покалывало от потребности в прикосновении, в ощущениях, жажда контакта с теплой мужской плотью, которую она могла чувствовать позади себя, не давящей на нее, но такой, такой присутствующей.

Она повернулась к нему лицом.

Дыхание.

Запах холодного льда и шоколада, смешанные в пьянящей смеси, которую она хотела попробовать во рту. Ее глаза скользнули вниз к его губам, прослеживая их взглядом,

видя зрелую полноту, заставляя ее зубы вонзиться в них, испытать их мягкость, нежность. Ее взгляд упал на шрам в уголке его губы, выглядывающий из-под его щетины, отчего ее язык стал тяжелым. Ей

хотелось лизнуть его, попробовать на вкус, почувствовать. Ее взгляд задержался на щетине вокруг его рта, гадая, не поцарапает ли он ее кожу, не будет ли зуд или, может, ожог, и оставит ли следы его пожирания, чтобы мир увидел, как красная и розовая кожа горела от воспоминаний о его голоде.

Мир определенно не мог увидеть.

И она не могла ждать.

Нет. Она хотела его, но больше хотела, чтобы он убил ее. Это разовое мероприятие, и она никогда не хотела никаких воспоминаний об этом.

Дверь ни разу не открылась, и она пошла по пятам. Она хотела добраться до своих кодов и убраться к черту из этой жизни. Хотела, чтобы это было просто захватывающим воспоминанием из ее прошлого. Ничего более.

Подняв глаза, она встретила взгляд этими великолепными глазами, синий цвет которых снаружи потемнел до края, говоря ей, что он серьезно к этому относится, и не притворяется. Он был возбужден, очень возбужден. Его дыхание было тяжелым, глубоким, сдержанным, но его глаза горели такой сильной жаждой и ненавистью, той знакомой ненавистью, от которой она больше

не моргала.

— Держи рот подальше от меня, — сказала она ему тихим голосом.

Его лицо оставалось совершенно пассивным, только раздражающая бровь приподнялась.

— Я не собирался приближать свой рот к тебе.

Морана стиснула зубы, остаточный гнев горел глубоко в ее животе. Она не знала, почему это ее обидело, учитывая, что она предложила это, учитывая, что она этого хотела, но она была обижена, и это рассердило ее еще больше. Это

просто быстрый секс. Не было смысла усложнять.

— Тогда только твой член, — сказала она ему грубо, беззастенчиво, ее тело вспыхнуло от ярости и желания, смешиваясь таким образом, что она не могла понять, какой из них больше.

Он отпустил ее руку, его глаза слегка сузились, но он не двинулся с места.

— Сколько у тебя опыта?

Вопрос еще больше разжег огонь. Если он думал, что она расскажет ему что-нибудь о своей сексуальной жизни, он ошибался больше, чем она думала. Ее руки сжались в кулаки, прежде чем она осознала это, ее позвоночник выпрямился.

— Насколько сильно ты хочешь, чтобы я тебя ударила? — прорычала она, ее голос был едва

слышен за дверью.

Он не сказал ни слова, это смешение вожделения и ненависти чистое пламя в его глазах, его голова наклонённая в сторону, он не сводил глаз с ее, его лицо было совершенно безразличным.

Морана ждала слова, движения, неправильного дыхания, чтобы опрокинуть и убить его. Она была так близка.

Он ничего не сделал. Ничего. Просто смотрел на нее прищуренными глазами. И это ее опрокинуло.

— Иди и трахни себя, — выплюнула она и повернулась к двери, чтобы открыть ее и уйти, унижение пронзило ее живот на хвосте всего остального.

Она дрожала. Дрожала. Дрожала, будто ее тело больше не могло вместить ничего, словно она была бомбой, тикающей к своей гибели, готовой уничтожить все и всех вокруг нее. О, если бы она была бомбой, она хотела бы сначала взорваться и уничтожить этого мудака. Или, может, ее отца. И ползать за столом. Это чертова линия. И разве это не ее веселая жизнь.

Она чуть не повернулась к двери, когда в мгновение ока это произошло.

Его руки схватили ее за талию, прежде чем она сделала один шаг, подняв ее с силой, которой она никогда не испытывала, заставив ее сердце упасть на колени. Она едва сдержала вопль от внезапного движения, но в тот момент, когда ее ноги оторвались от пола, он сдвинул ее, будто она весила всего лишь подушку, и положил на гранитный столик перед зеркалом.

Холодный гранит внезапно ударил по перегретой коже задницы, заставив ее зашипеть, упираясь в его не столь нежное осаждение.

Ее платье при движении сбилось с ног, холодный гранит на обнаженной коже заставлял ее задрожать. Его руки покинули ее талию, и в тот момент, когда они это сделали, она положила руки на стойку, немного позади нее, сохраняя сидячую

позу и равновесие. Это действие заставило ее груди вытолкнуться наружу, ее ноги были слегка раздвинуты по сравнению с тем, как он ее положил, а платье оказалось почти выше бедер. Она почувствовала, как ее лицо покраснело от бессмысленного снимка, который она сделала, никогда ни с кем не проявлять себя плотски.

Ее взгляд встретился с ним, когда он стоял в двух шагах от нее, его глаза не сводили с нее, прежде чем медленно спуститься вниз по ее шее, декольте, вздымающимся грудям до бедер, вплоть до пальцев ног в медленном движении. Ее грудь стала тяжелее, соски беззастенчиво затвердели, а жар стал еще сильнее в животе, а дыхание учащалось.

Она внимательно изучила ту твердую мужскую грудь, которую она так много раз ощущала прижатой к себе в приглушенном желтом свете комнаты, грудь, которую она видела обнаженной всего день назад, костюм, закрывающий твердые мускулы, когда открытый воротник обнажил полоску восхитительной мужской плоти, которую ей захотелось слизать, от линии грудных мышц до вены, идущей сбоку на его перевязанной шее, вплоть до подбородка,