Хищник

РуНикс

В какой момент наблюдение за кем-то в темноте сзади стало не чем-то угрожающим, а волнующим? И только от него, поскольку Морана знала, что это кто-то другой, то она побежит за ножом. Ее сердце колотилось в тишине, а она оставалась неподвижной, почти не дышала, нервы сжимались все сильнее и сильнее с каждым вдохом, ее соски затвердевали под стесняющей тканью бюстгальтера, тепло скапливалось между

ее ног.

Господи, она была готова взорваться и даже не знала, где он. Не знала, как на него влияет. Она собиралась это изменить. Убедиться, что он чувствует

тоже, так же, как и она. Она не собиралась гореть одна, если только сможет помочь. Если он поразит ее этой безумной похотью, самое меньшее, что она сможет сделать, это вернуть услугу. Любитель смотреть? Она устроит ему гребаное шоу.

Доверяя своим инстинктам, которые до сих пор у нее хорошо работали, Морана медленно развернула тело из дремлющего положения, вытянув руки над головой и ноги перед ней, выгибая спину, играя в свою игру. Она была застигнута врасплох внезапным приливом крови к ее спящим ногам, внезапным миллионным уколом булавки, пронзившим ее кожу. Стон облегчения сорвался с ее губ, прежде чем она смогла вернуть его, и она внезапно напряглась. Этот единственный звук в тишине был громким, как крик. Это не сняло напряжения. Оно увеличилось.

Морана чувствовала, как его взгляд неторопливо, горячо скользит по ней, рассматривая ее с пристальным вниманием, которое должно было беспокоить, но не беспокоило. Сгустившаяся тишина нависла над ней, как грозовое облако.

Она затаила дыхание, ее сердце колотилось, чтобы молния расколола воздух между ними, чтобы гром грохотал в ее теле, чтобы электричество опалило их и оставило свой след. Она ждала. Его глаза не отводились, даже когда она чувствовала его движение в комнате, воздух кружился вокруг него, менялся вокруг нее. Он подошел ближе? Или дальше? Почувствовала бы она его дыхание на своей коже или пустую ласку воздуха?

Она ждала, ее нервы были так натянуты, что она боялась, что сломается. Внезапная вибрация ее телефона на бедре заставила ее подпрыгнуть, ее сердце заколотилось о ребра. Зная, что он смотрит на нее, Морана подняла ее телефон слегка

неустойчивыми руками и разблокировала экран, моргая при сообщении.

Тристан Кейн: Встретимся на парковке через пять минут.

Морана могла бы сказать. Она могла бы поговорить и спросить его, почему. Но не хотела нарушать это молчание, этот момент, когда она сидела в темноте одна, за которой он наблюдал из более темных теней.

Я: Планируешь куда-нибудь поехать, мистер Кейн?

Тристан Кейн: Напротив, я собираюсь заставить тебя куда-нибудь поехать со мной, мисс Виталио. Пять минут.

У нее перехватило дыхание, когда она прочитала сообщение, громкий звон лифта в тишине пентхауса сообщал ей, что он оставил ее одну и ушёл. Зная, что он ушел, Морана приложила руку к бешеному сердцу, чувствуя его твердый удар под ее пальцами, ее груди тяжелые и вздымающиеся, когда она вдыхала и выдыхала, выравнивая свое дыхание. Неужели она действительно собиралась сделать это снова? Позволить ему сделать это? В тот раз в ресторане они хотели избавиться от их систем. Это эффектно провалилось. Вытащит ли это на этот раз? И на всякий

случай, разрешит ли она ему снова трахнуть себя? Какой ценой?

Она не была настолько глупа, чтобы обманывать себя, думая, что это не углубит ту связь, которая у них уже была. Сможет ли она рискнуть? Может, она слишком все наперёд обдумала. Может, они получат свои коды и оставят её в покое.

Еще одно входящее сообщение прервало ее мысли.

Тристан Кейн: Если тебе страшно...

Он травил ее. Зачем?

Я: От чего мне должно быть страшно?

Тристан Кейн: Приходи и убедись сама.

Что, он расхаживал голым по стоянке, смазывая свои мужские яйца взбитыми сливками?

Я: Ты много говоришь «приходи», ты это знаешь?

Тристан Кейн: Женщины обычно благодарны во всех смыслах.

Морана усмехнулась, пытаясь не позволить образу его, запутанного с какой-то великолепной женщиной, множеством женщин, добраться до нее. Это ее не беспокоило. Нет. Все.

Встав и поправив одежду, она сунула ноги в обувь и направилась к лифту, все время печатая.

Я: Ты действительно позволяешь им говорить во время секса? Вне туалета? Как классно.

Двери лифта открылись, и она вошла внутрь, оглядываясь на себя в зеркало, на свои взлохмаченные волосы и майку, которая могла сползать с ее плеч. Джинсы, которые ей одолжила Амара, были немного свободны, подол был отогнут, чтобы соответствовать ее низкому росту. Она была похожа на маленького хипстера, который сразу начал петь и танцевать, как в музыкальном клипе.

Посмеиваясь, она сунула телефон в карман, поправила ремешок топа и вышла, когда открылись двери.

Данте и Тристан Кейн стояли вместе, тихо разговаривая рядом с его байком. Это был ее первый взгляд на него после полудня, и она с удивлением обнаружила, что он одет не в тот костюм, в котором был днем, а в поношенные джинсы, облегавшие его задницу так, как она могла позавидовать, и в этой черной кожаной куртке.

Она была удивлена, потому что это означало, что он пробыл в квартире дольше, чем она думала. Это значило, что он позволил ей поспать, не беспокоя ее, и она не знала, что с этим делать.

Данте посмотрел на нее, слегка кивнул и направился к своей машине, набрав кому-то на своем телефоне. А затем Тристан Кейн взял за ручку этого чудовища мотоцикла, перекинул через него одну ногу, мышцы его бедер согнулись под этими джинсами так, что ее внутренности заревели от женской признательности. Он сел, взял сзади шлем и, наконец, посмотрел на нее своими пронзительными голубыми глазами.

Только тогда она заметила на сиденье второй шлем. Более женственный шлем меньшего размера. Блядь. Он повезёт ее на своем байке? На своём байке? Священном, священном байке? На байке, на котором он действительно любил кататься?