Хищники с Уолл-стрит
Шрифт:
Элитным лосям – легким на стероидах в человеческом обличье – потребовалось менее двух часов, чтобы надрать мне задницу. Мои результаты по статистике были тоже неплохи – десятый в списке из 124 велосипедистов. Но яростный командный темп {53} на протяжении первых 42,5 мили выжал меня до упора. На безумный рывок в конце в баке не осталось ни капли горючего. Это меня раздосадовало. Я всегда хотел победить.
После гонки я сграбастал в «Старбакс» стакан кофе на 20 унций и изрядный кус коричного пирога со штрейзелем. Кофе и пирог послужили лишь легкой закуской, которой едва-едва хватит, чтобы не скончаться
53
Командный темп – ситуация, когда все велосипедисты едут друг за другом в одну линию, находясь в аэродинамической тени первого в группе.
Я заблуждался.
Не успел я заскочить в душ, как в квартиру позвонил Хорхе – пылесос для чаевых и швейцар дома, неизменно пребывающий в хорошем настроении.
– Мистер Гроув, тут к вам пришли двое полицейских.
– Шутишь? – ответил я, подумав, что воскресенье – не самое подходящее время для их визита. Тем более что никто мне не позвонил.
– Они показали свои значки. – Голос у него дрожал, будто он умолял заплатить за него залог.
– Впусти их.
Не прошло и минуты, как мясистый кулак забарабанил в мою дверь, напрочь порушив безмятежность утра. Оглушительный грохот взбеленил меня. В нем не было ни малейшей нужды, ведь Хорхе меня предупредил.
– Минуточку! – рявкнул я, направляясь к двери.
Один из офицеров возвышался на 6 футов и 4 дюйма и тянул на добрых 275 фунтов с гаком. Его габариты мигом заставили меня прикусить язык. Он выглядел на все 9600 килокалорий что ни день. Второй напоминал прямоходящего хорька с глубоко посаженными глазами. На обоих были помятые спортивные пиджаки, рубашки с расстегнутыми воротничками, а виндзорские узлы галстуков были приспущены, будто флаги в знак траура. Еще и не пробило 9 часов воскресного утра, а оба уже выглядели измотанными. Оба синхронно козырнули своими значками – этакий ксив-канкан фараонов.
Левиафан с курчавыми каштановыми волосами, голубыми глазами и багровой физиономией провозгласил:
– Я детектив Майкл Фитцсиммонс, а это офицер Маммерт. Мы из Бостонского департамента полиции. – Говорил он с классическим бостонским акцентом – гласные растянуты, а буква «р» погулять пошла. Торс у него был просто чудовищный, с практически отсутствующей шеей тяжеловеса и грудной клеткой, как бочка, способной вместить пару-тройку аквалангов.
Брюхо Фитцсиммонса нависало на вычурную бронзовую пряжку. Ему наверняка есть что порассказать о ней в баре. Может, какой-нибудь несчастный механический бык рухнул под его весом.
– Бостонская полиция, – эхом откликнулся Маммерт. У него даже голос был как у хорька.
– А почему бостонская? Я думал, вы, ребята, из нью-йоркской полиции.
– Это убийство в юрисдикции Бостона, – пояснил Фитцсиммонс. – И пока мы работаем в Нью-Йорке.
Я пока не сдавал позиций, стоя на пороге.
– Вы не ответили на мой звонок в пятницу.
– Виноват, – извинился Фитцсиммонс. – У нас длинный список на допрос. Мы пытались дозвониться вам в офис в субботу и оставили сообщение. Звонили и сюда, но никто не ответил.
Он был
– Но тем не менее вы явились сюда в воскресенье? – стоял я на своем.
– Как я сказал, – ответил левиафан, – список у нас длинный.
Я провел офицеров через переднюю мимо моего велосипеда – карбоново-титанового «Кольнаго», прислонившегося к стене под старыми фото Бернара Ино и Жака Анкетиля. Ино выиграл «Тур де Франс» пять раз, и его прозвище – Le Blaireau (Барсук) – объясняется репутацией животного, славящегося тем, что ни за что не позволит жертве улизнуть. Анкетиль – второй великий велосипедист – позировал перед камерой с манекенщицей под правой мышкой.
– Нам нужно расспросить вас о Чарли Келемене. – Фитцсиммонс крутанул головой по обширной орбите, словно желая подчеркнуть свое заявление. Раздавшийся при этом скрежет кости о кость заставил меня поморщиться.
– Так я и думал.
Мы сгрудились в кухне вокруг трех табуретов. При обычных обстоятельствах я бы проявил чарльстонское гостеприимство, предложив им кофе. Но сейчас я оголодал, и меня снедал скорее голод, чем любопытство. А чего ж еще ждать после сорока трех миль на велосипеде?
– Кофе есть? – осведомился Фитцсиммонс.
О, прекрасно. Они уже обживаются.
– Да, – ответил я, не предлагая сварить. На самом деле я хотел поесть блинчиков с бананами и кленовым сиропом. Только не с этой поддельной дрянью. Непременно с настоящим кленовым сиропом из Вермонта.
– Мне обычный.
Ничего себе нахальство!
– А вам? – спросил я у хорька.
– Ага, обычный. – Маммерт подергал носом.
За шесть лет в Кембридже я узнал, что «обычный» означает со сливками и двумя ложками сахара.
– Лицо у этого типа кажется знакомым, – заметил Фитцсиммонс, указав на фотографию велосипедиста напротив кухонного стола.
– Знакомым, – поддержал Маммерт. – Я никогда не забываю лица.
– Грег Лемонд. Первый американец, выигравший «Тур де Франс».
– А почему он хмурится?
– Потому что был гостем на моем званом обеде, – пошутил я.
Фитцсиммонс поморгал, не улыбнувшись. И не сказал ни слова. Джо Фрайдей {54} плюс 125 фунтов. Офицер Маммерт с ввалившимися карими глазами, острым носом и мелкими зубами сглатывал слюну или что-то другое, и его кадык прыгал вверх-вниз в такт перистальтике. И не сказал ни слова. Джо Фрайдей минус 125 фунтов. Слушатели дали мне форменную отставку.
54
Джо Фрайдей – вымышленный детектив департамента полиции Лос-Анджелеса, герой ряда радиоспектаклей, телесериалов, пьесы и кинофильма.
– Это Лемонд после завершения этапа «Тур де Франс». Он морщится, – пояснил я, – потому что 30 километров проехал с диареей, стекавшей по ногам.
– И почему это? – В вопросе Фитцсиммонса было больше любопытства, чем отвращения.
– Порой остановиться нельзя.
– При поносе? – уточнил Фитцсиммонс, позабавленный моим двусмысленным комментарием.
– Смешно.
– Это наделяет выражение «понеслись» новым смыслом. – Фитцсиммонс со щелчком вывернул головой вправо. Потом с другим – влево.