Хитклиф
Шрифт:
Безумие моего поступка ужаснуло меня. Почему я не понимал этого раньше? Я поступил преступно. Но, казалось, всё можно исправить. Я воззвал к Линтону:
— Вы объясните ей, вы всё расскажете…
— Да. — Линтон улыбнулся. — Я всё ей расскажу. Через неделю, когда вернусь на Мызу Скворцов.
Тогда я думал, что возможно всё — что я буду прощён, что грех моё можно искупить, что беду возможно отвести.
— Спасибо, — сказал я, — спасибо.
В этот миг по прихожей раскатился звучный голос мистера Эра:
— Хитклиф! Ведите мистера Линтона сюда; мы обсуждаем завтрашние планы,
Мы присоединились к старшим.
— Хитклиф, миссис Дэнт сказала, что Линтон, как и вы, обожает сельские красоты.
— Рад слышать, — сказал я, — хотя, признаться, я и не ведал, что приобрёл подобную славу.
— Не кривите душой. Все в округе знают, что вы любитель утончённого (здесь мистер Эр мне подмигнул) — обожаете укромные девственные уголки, куда удаляетесь мечтать о возвышенном и читать Оссиана.
— Ах, Оссиан, — прошептал Эдгар. — «Кто грозный встаёт из пучины морской, как туча осенняя мрачен?»
Он испытующе взглянул на меня, и я продолжил: «Погибель сжимает в деснице своей, глаза его молнии мечут», чтобы показать, что и мне ведома высокая поэзия.
Мистер Эр вернул нас к теме прогулок:
— И хотя здесь нет ни омываемых волнами утёсов, ни заколдованных пещер, у нас есть вполне настоящие древности. Завтра вам придётся отказаться от любезных вашему сердцу одиноких прогулок и отвести Эдгара в какой-нибудь из облюбованных вами уголков.
— И не только Эдгара! — вставила миссис Дэнт.
— Я думаю, мы могли бы поехать в аббатство, — предложил я.
— В аббатство! — воскликнула она.
— Да, — сказал мистер Эр. — Оно было разграблено во времена Генриха. Езды туда не больше часа. Аббатство заброшенное, так что придётся по вкусу самым ревностным любителям средневековья!
— Как мило! — Миссис Дэнт захлопала в ладоши.
— Да, место совершенно нетронутое, — вставил я, — хотя и населено лишь совами и летучими мышами. В подземелье и сейчас можно видеть орудия пыток — возможно, подручные Генриха пользовались ими, чтобы обратить папистских монахов в англиканскую веру, а может быть, сами монахи умерщвляли ими плоть, чтобы облегчить себе дорогу на небеса — колесо с шипами, железная дыба.
— Ах, — сказала миссис Дэнт, — бесподобно! Будет нечестно, если всё удовольствие достанется вам с Эдгаром! Вы обязательно должны взять с собой и нас, особенно в подземелье. Мы обязательно должны его увидеть.
— Всенепременно, — сказал я. — Мы с Линтоном поскачем в авангарде.
Мистер Эр одобрительно кивнул.
— Я дам Линтону Вельзевула, и вы будете нашими оруженосцами. Поедете вперёд и разведаете, не осталось ли после Генриха монахов-призраков.
— Мы их выкурим! — пообещал я.
— Изгоним колоколом, книгой и свечой! — рассмеялся Линтон.
— В самую масть, — одобрил полковник Дэнт.
— Если погода не подведёт, поедем завтра же, — сказал мистер Эр. — Я попрошу миссис Фэйрфакс приготовить нам в дорогу еду. А сейчас идёмте со мной. Я предложу вам прогулку покороче. Садовник вывел новый сорт роз; я хотел бы выслушать ваше мнение.
Мы не пробыли в розарии и пяти минут, как Джон объявил о приезде Ингрэмов. Мы с мистером Эром поспешили вперёд, остальные задержались
— Ну, Хитклиф, — сказал он, — пока у вас всё идёт отлично. Гостям вы приглянулись. Миссис Дэнт не осталась равнодушной к вашим beaux yeux noir [10] . Полковник считает вас молодчагой и отличным примером для Линтона.
— Приятно слышать.
— А сам Линтон-то — краснеет, бледнеет, смеётся, оживлён — совсем не тот сдержанный молодой человек, каким я его помню. Вы с ним уже не разлей вода. Околдовали вы его, что ли?
— Я просто встретил его радушно, как вы меня учили.
10
Прекрасным чёрным глазам (фр.).
— Хмм… тут что-то большее. Я читаю в ваших матовых зрачках предупреждение… всем, кто посягает на их секреты. Но поговорим позже. Ингрэмы ждут.
Мы вошли в холл; после яркого солнечного света я поначалу ослеп. Когда глаза привыкли к полутьме, я увидел, что мистер Эр приветствует высокую, надменную брюнетку, судя по возрасту — вдовствующую леди Ингрэм. На кушетке полулежал, томно обмахиваясь шляпой, юноша: молодой лорд Ингрэм, не успев остынуть от лондонских развлечений, спешил окунуться в скромные сельские удовольствия.
Я перевёл глаза на дочерей леди Ингрэм. Обе девушки, без сомнения, были хороши собой. Однако красота одной из них дышала заносчивостью и самоуверенностью. Под этой совершенной оболочкой я с первого взгляда скользнувших по мне карих глаз угадал скрытый, смертельно опасный яд.
Впрочем, по правде сказать, эта цветущая молодая женщина ничем не заслужила такой обидной характеристики и если провинилась в чём, так только в излишнем пристрастии к белым лентам, в избытке украшавшим её соломенную шляпку; посему я поборол предубеждение и, как положено, засвидетельствовал своё восхищение обворожительной достопочтенной мисс Бланш Ингрэм. Однако, должен сознаться, я обрадовался, заслышав шаги на дорожке и увидев, что идут наши гости с розами. Дэнты знали Ингрэмов давно, а вот Эдгар видел впервые, и его ждало приятное знакомство.
Линтон с охапкой белых роз, как Аполлон, стоял в освещённом солнцем дверном проёме. Словно в пантомиме (ибо я впал в то подобие транса, которое иногда нападает на меня в толпе — звуки исчезают, а время как бы растягивается) мисс Ингрэм вступила в освещённый прямоугольник и гордо протянула руку. Линтон изящно согнулся в поклоне (прядь его золотистых, светящихся на солнце волос коснулась девичьей руки) и вручил розы.
Картинка, достойная всяческого восхищения, скажешь ты, но на меня она произвела обратное действие: в тот миг, когда я увидел Эдгара Линтона и Бланш Ингрэм вместе — богатых, красивых, уверенных в себе, — всякое очарование покинуло их. Всё стало грубым и фальшивым — весёлая болтовня гостей, яркий солнечный свет, многократно отражённый в зеркалах. Остался страх, и он сгущался вокруг Линтона.