Хитклиф
Шрифт:
— Нет, тётушка, боюсь, вы не правы, — сказал Эдгар Линтон, выходя из боковой двери. Он избегал глядеть в мою сторону. — Я только что вернулся с прогулки и успел попасть под дождь.
Он показал тёте рукав своего сюртука. Бланш Ингрэм подошла и потрогала ткань.
— Чепуха! — воскликнула она. — Как вы заметили эти капли!
— Это не капли, — обиделся Линтон. — Мой рукав можно выжимать.
— Глупости! — с жаром воскликнула Бланш. Эдгар покраснел. — Я наплачу больше! Вы неженка, если пугаетесь грибного дождика!
— Эдгар легко простужается, — вмешалась миссис Дэнт. — Тебе стоит остаться дома,
— Летиция, ты испортишь мальчишку, если будешь над ним кудахтать, — проревел полковник. — Если распогодится, пусть едет со всеми. Но, — он величественно простёр руку, — сегодня НЕ распогодится!
После этого всем осталось только молча глядеть в окно, пока лорд Ингрэм и его младшая сестра не спустились по лестнице. Он позёвывал, она весело щебетала, но оба остановились, увидев вытянувшиеся лица гостей.
— Мама всё испортила — ей вздумалось оставить нас дома, — сказала Бланш.
— Душенька, нечего валить на меня. Льёт дождь! — объявила леди Ингрэм.
— Давайте же возблагодарим милостивое провидение, избавившее нас от утомительной и ненужной поездки! — воскликнул Ингрэм, падая на софу, на краю которой уже сидел Линтон. — У меня голова раскалывается.
Мисс Ингрэм сверкнула глазами и дёрнула носиком.
— Полюбуйтесь на эту парочку: Линтон со своей простудой и Теодор с его мигренью! Осталось мистеру Хитклифу объявить, что у него приступ ипохондрии и он должен лежать дома, задрав ноги кверху! Что же вы стоите, мистер Хитклиф? Извольте лечь рядом с другими страдальцами!
— При одном условии, — сказал я. Старшие по-прежнему судили и рядили у окна.
— При каком же?
— Что врачевать меня будете вы.
— Исключено. Я только ставлю диагноз, но не лечу.
— Ах, вы не можете вылечить их, но можете вылечить меня.
— Так вы всё же больны?
— Вам виднее, как диагносту и к тому же виновнице болезни…
На моё счастье, вошёл мистер Эр и положил конец этому дурацкому разговору, который я (спасибо моему учителю танцев!) мог бы поддерживать часами. (Кстати, этот учитель даже продавал учебники светской болтовни!) Спорщики тут же воззвали к хозяину дома.
— Поездку надо отложить — приближается буря…
— Мистер Эр, не откажемся же мы от поездки из-за нескольких облачков…
Он поднял руки.
— Желал бы я быть тем философом, которого описал доктор Джонсон, и управлять погодой, — улыбнулся он, — но, поскольку всё же не умею делать этого, остаётся ждать, пока она управится сама собой. Покамест слуги всё приготовят, и мы тронемся, как только посмеет проглянуть первый солнечный луч!
— Вот! Вот! — воскликнула Бланш Ингрэм. — Мама, гляди!
Она торжествующе повернула мать к окну и, не дожидаясь, что та скажет, потащила сестру к дверям.
Все взгляды устремились на леди Ингрэм.
— Солнце и впрямь выглянуло, — сказала она таким тоном, словно дивилась солнечной дерзости.
— Вот всё и решилось, — воскликнула миссис Дэнт, хлопая в ладоши.
Мистер Эр принялся отдавать приказания направо и налево. Нам было велено захватить накидки, зонтики, альбомы для зарисовок и так далее, слугам — подать кареты через пятнадцать минут. Лорд Ингрэм застонал и закрыл лицо плюшевой подушкой.
Через час экипажи, лошади, гости и слуги собрались на круговой аллее. Мелькали шляпки и шали. Прогремел гром, который все вежливо не заметили. Однако через несколько секунд хлынул ливень,
Холод и досада не оставляли гостей в продолжение дня. Дождь хлестал за окном и в каминной трубе; как ни старался Джон, дрова шипели и гасли. То же было и с настроением собравшихся: несмотря на все потуги развеселиться, воцарилось общее уныние. Мистер Эр, разумеется, предлагал развлечения, но всё без толку. Шарады слишком утомительны — все так намучались, снимая мокрую одежду, что было лень снова наряжаться. Начали играть в фанты, но леди Ингрэм и её старшая дочь рассорились из-за правил игры, так что пришлось оставить эту затею. Общество склонялось к тому, чтобы попеть хором, но тут леди Ингрэм уличила мистера Эра в том, что у него будто бы сел голос. На какое-то время все оживились и стали наперебой предписывать лечения и предрекать осложнения, но вскоре и это удовольствие себя исчерпало.
Я с трудом сдерживал смех: восемь первосортных образчиков английской аристократии, разодетые в пух и прах, с годовым доходом тысяч этак по шесть на брата, совместными усилиями не могут выдавить и одной улыбки. Как бы ты посмеялась над ними, Кэти!
После обеда (в музыкальной комнате без всякого удовольствия распотрошили приготовленные для пикника корзины) дрова в библиотеке немного просохли и разогрелись. Соответственно приободрилось и общество. Кто-то предложил вернуться к вчерашнему занятию — сыграть партию в твист. Предложение было принято, а ставки — пенни за очко — удовлетворили почти всех.
Исключение составлял мистер Эр. Он не одобрял азартные игры; мне доводилось слышать, как он, обличая этот порок, рассказывал множество историй о том, как за один вечер в фараон проигрывают целые состояния, обрекая свои семьи на нищенское существование. Зная его взгляды, я был уверен, что ставки не поднимутся выше теперешней скромной величины.
Тем не менее я мысленно назвал себе сумму, больше которой проиграть не могу. К этому времени я успел сколотить небольшой капиталец — почти всё ежеквартальное содержание, которое выплачивал мне мистер Эр, равно как и золото, которое я взял у Хиндли в качестве выходного пособия, я по совету банкиров мистера Эра положил в Милкотский банк, и теперь на моём счету находилось около четырёхсот пятидесяти фунтов. Для меня это было целое состояние и надежда воссоединиться с тобой, для остальных же игроков — не больше чем карманные деньги. Памятуя об этом, я решил, что позволю себе проиграть пять фунтов, а потом, как и Линтон, устроюсь в уголке с книжкой.
Однако мне не пришлось воспользоваться этим планом. За два часа я выиграл в два раза больше, чем поначалу разрешил себе проиграть. Ты помнишь, когда мы на кухне играли в карты или когда мы с Хиндли бросали монетку, Нелли говорила, что у меня лёгкая рука и выигрыш сам в неё идёт. Хиндли клялся, что я заговариваю монетки, и не раз меня за это лупил хотя потом опять не мог удержаться от игры). Даже ты дразнила меня, требуя сознаться, что я краплю карты. Но я никогда этого не делал — я не меньше тебя дивился своим победам, — однако и это в конечном счёте вышло мне боком, когда Хиндли пустился во все тяжкие. После этого я много лет не прикасался к картам. Теперь я с радостью увидел, что удача, как и прежде, на моей стороне. Весь день я помаленьку выигрывал.