Хлеб
Шрифт:
Авария — крестовина с грохотом рушится!
Вызывают Татьяну. Волнуется женка, хочет победить. Вступает в наш хор, а я про себя говорю: «Если не заденет, с мужиками все в порядке». Хорошо, хорошо… нет, разрушила!
— А ну — именинница!
Выходит тетя Нюра. Толстые ноги в теплых носках ловчее, чем у моей в туфельках.
Тут стукнула дверь. Бочком выхожу на кухню.
Стоит запорошенный Борис, утирает мокрое от снега лицо.
— Ну, порядок?
— Погано дело, Гошка…
А что «Гошка» — не пойму: крики, хлопки, тетя Нюра осилила «зайчика».
Районный хирург, заспанный и злой, выходит к нам из операционной.
— Дело серьезное. Кто — ты его так? — спрашивает Бориса.
— Та невже серьезное, — не хочет верить Борис. — Вин пивночи трактор гнав…
— Кому вы морочите голову! — обрывает врач. — У него переломы голени и бедра! «Пивночи»!
Лежит Гошка дома. Нога — гипсовый охотничий сапог — привязана к спинке кровати. Рукой он покачивает детскую коляску, в ней норовит подняться первенец. Бедненько в комнате, а жена Гошкина опять на сносях. Мы с тетей Нюрой зашли навестить перед отъездом.
— Ничего, молодой, срастется лучше прежнего… — утешает она Гошкину жену и возвращается к главному: — Одна б я не поднялась, но раз Виктор едет… В Москве посадит, а сестра в Воронеже встретит.
— Я тут написала много, но кофточку мне шерстяную и вот костюмчик с начесом надо аж кричит, — упрашивает Гошкина жена. — Там новый магазин «Синтетика», Виктор должен знать…
— Ну, давай задание, что везти, — присаживаюсь к Гошке.
— Что там ты привезешь, — вздыхает. И тихо: — Слушай, сходи-ка ты за меня. В пивной бар на площади Пушкина. Воблы возьми, соломки. Может, раки будут. Нет, не будет… Только не с кондачка, а красиво посиди, спокойно, потолкуй там. Ладно, а?
С оберемком дров входит Борис, обрушивает у печки.
— Ось його «Победа», — опускается он на корточки возле коляски. — А вже другый пассажир просится.
— Не верь, Гоша, будет «Победа», — легонько беру друга за плечи.
— А что, слух прошел, Григорьевич, будто уходишь?
— Было б на кого вас бросить…
— Ото батько родный. Як без його?
— Гляди, сбежишь, мы живо… В белые сапоги обуем, — косится на Бориса Гошка.
— Да, цьому навчилысь, — виновато отвечает Борис.
Один из нас уже сделал впрямь больше, чем мог. Чей черед?
5
«Поезд прибывает в столицу нашей Родины…»
Чем бедней живет человек, тем тяжелей его багаж.
Тетя Нюра связала свои чемоданы полотенцем, и я, задевая углами за полки
Расписание пригородных поездов подложило нам свинью.
— Следующая электричка — в одиннадцать, а там еще добраться, — огорченно объясняю ситуацию, — Придется нам, тетя Нюра, к брату!
— Ой, нет, Витя, я не поеду. Людей булгачить на ночь глядя…
— Бросьте, кого там булгачить, — не слишком уверенно убеждаю я, взваливая чемоданы, — Брат — золото, не мужик, даже рад будет.
Черт ее знает, где она теперь, стоянка такси! Москва людней, толчея сильней, отвык я ото всего этого, робею.
Глядь — зеленая лампочка. Таксист в форменной фуражке (тоже новость!).
— Свободно? Нам на Кутузовский.
Мчим по Садовому. Смоленская, мост у гостиницы «Украина» (здания СЭВ еще не было) — фешенебельный, сияющий витринами Кутузовский проспект, дипломатическая слобода столицы.
Брат живет почти что в небоскребе. Поднимаемся в лифте — тетя Нюра робеет, вдруг оборвется? Свою ношу держит в руках — чтоб легче было лифту, что ли.
Обитая дерматином дверь так респектабельна, что и подходить боязно. Тетя Нюра вздыхает, но обратного хода ей без меня нет. Звоним.
Открывает Женя.
— Вам кого? Боже мой, — словно испугалась она, — да это Виктор! Откуда, каким ветром?
— Здравствуй, Женя, я вот… на выставку. А электричка поздно…
— Ну, заходи… Ох, сколько вещей! (Чертовы чемоданы ведь на плече!) А кто там… с тобой? Вы вдвоем? Ну, приглашай же, входите…
Я пропустил вперед тетю Нюру.
— Вот… Это тетя Нюра… мы там вместе живем.
— Здравствуйте вам, — робко приветствует моя кулундинка.
— Димы нет, но скоро придет, — говорит Женя. — Да ставьте же ваши чемоданы! Мы тут готовимся… Канадец будет в гостях. Дима бывал у него в Оттаве, ответный визит… Несите их сюда, — она открыла чулан с лыжами.
Словом, мы — как снег на голову. Женя растеряна. Сам бы я, конечно, ушел. Придумал бы что-нибудь — и ходу на вокзал. Но тетя Нюра — куда с ней? И что подумает о моей родне.
— Вить, — шепчет она, — сведи меня вниз, я пойду. Некстати мы…
— Ничего, как-нибудь, — успокаиваю ее. — Надо было позвонить.
— Сибиряки, кажется? — к нам вышла молодая точеная женщина.
— Здравствуйте, я подруга Женина, Ира. Да раздевайтесь же, давайте помогу.
Складываем одежду туда же, к лыжам: тетя Нюра, чтоб не следить, сняла валенки, оставшись в вязаных носках. Слышу — Женя на кухне говорит по телефону с Димой.
— Виктор, говорю, приехал. Ну да, да, господи… С той соседкой. Потом. Приезжай, не тяни. Да уж не знаю, сам решай. Ладно.