Хлопок одной ладонью

Звягинцев Василий

С целью реализации этой смелой идеи и был прислан в Ворошиловск новый сатрап. Именно этот город решено было сделать новой столицей, отчего-то не Ростов, не Краснодар, даже не великолепный Тифлис. Так вот вождю благоугодно было распорядиться. Возможно потому, что за все двести лет истории никаких политических провинностей за городом не числилось, и даже аллюзий [59] у вождя он не вызывал. А то, что далекий форпост пребывал в чести в свое время у Екатерины Великой, Потемкина, Суворова, самого Николая Первого, приказавшего учинить здесь центр Кавказского края, Сталину, по странным, извилистым

ходам его мысли, весьма импонировало.

59

Аллюзия — намек на известное понятие, событие. В советское время, по терминологии органов цензуры, — повод к т. н. «неконтролируемым ассоциациям».

Лихареву предписывалось наблюдать за ходом процесса и деятельностью партгосчиновников, незамедлительно докладывать лично вождю, поверх всех инстанций и не утаивая ничего, ни негатива, ни позитива. Как есть. А также в корне пресекать враждебные вылазки и происки. В основном — националистические и шовинистские. Руками местных, на то поставленных учреждений.

Таким образом Иосиф Виссарионович как бы отомстил верному помощнику за чересчур независимое поведение в интриге вокруг Шестакова — Ежова — Заковского. Или, наоборот, решил попробовать его на роли «серого кардинала-иезуита», чтобы в будущем вознести на какой-то весьма высокий пост. Члена Политбюро, например, или наркомвнудела, если Заковский разонравится.

Однако к тому времени у Валентина созрели уже собственные замыслы. Совершенно как Остапу Бендеру, ему надоело строить социализм, пусть даже в отдельно взятой стране, а тем более — в сталинском варианте.

Лихарев ведь, как известно, готовился совсем к другой роли. Еще когда речи не было о Мировой войне, Февральской и Октябрьской революциях, планировалось его внедрение в Морской или Пажеский корпус, чтобы в нужное время он стал ближайшим другом и соратником цесаревича Алексея Николаевича. От гемофилии он бы его вмиг вылечил, отчего отпадала нужда в появлении на политической арене старца Григория, Распутина то есть. Потом, естественным (или каким-то другим) ходом вещей, цесаревич стал бы Императором, а Лихарев как минимум старшим генерал-адъютантом, а то и канцлером.

Хороший был план, только не осуществился. Как говорится, по причине «неизбежной на море случайности».

Однако заложенные в «раннем детстве» черты и качества личности с большим трудом притирались к «требованиям текущего момента».

Проще всего было сбежать. Естественно, на Запад, как уже сделали многие и многие. Хотя, например, начальник Дальневосточного УНКВД Генрих Люшков сбежал как раз на Восток, в Маньчжоу-Го [60] , и благополучно прожил там еще восемь лет, после чего все-таки был схвачен чекистами и, естественно, расстрелян.

60

Маньчжоу-Го — марионеточное (как тогда выражались) государственное образование, созданное Японией на территории Маньчжурии и ряда китайских провинций в начале 30-х годов под властью последнего императора Китая Генри Пу-И.

Чекистов Лихарев как раз не боялся, а вот своих соотечественников — весьма. Отчетливо представлял их технические возможности и патологическую мстительность. Если уж он в одиночку, пользуясь только подручными средствами, меньше чем за неделю отыскал Шестакова-Шульгина по излучению матрицы, консолидированная мощь аггрианской резидентуры позволит изловить его самого в момент. Хоть в Патагонии, хоть на Фиджи. А Валентин

не испытывал ни малейшего желания быть дематериализованным или пожизненно сосланным в государство Урарту (ХI–VI вв. до Р.Х.).

И ход придумал весьма нестандартный. Рожденный и отшлифованный, кстати, в ходе частых, продолжительных и весьма познавательных бесед со второй ипостасью наркома Шестакова. И с учетом допущенных им и его соратниками ошибок и просчетов. А таковые имели место.

Из Москвы благодаря капризу товарища Сталина он на два-три месяца выбыл, доложив в Лондон, что отправляется в ответственную и крайне перспективную для «общего дела» командировку. Леди Спенсер в замысел проекта вникла и одобрила. Следовательно, без крайней нужды отвлекать его не будут.

Здесь же, недельку побродив по городу, изучив тонкости провинциальной общественно-политической жизни и топографии, присмотрел как наиболее подходящее для своих целей здание краеведческого музея. Любое другое учреждение так или иначе находится под контролем и надзором компетентных органов, а это как бы и выпадает. Не нужны ни крайкому ВКП(б), ни НКВД пыльные чучела представителей местной фауны и ржавые железки. Разве что детей в выходной день привести, показать коллекцию тропических бабочек и прочих насекомых да диковинного черного зайца с шестью ногами.

А чтобы слепить дело о вредительстве в сфере археологии, нужно какое-никакое специальное образование или хотя бы понятие, что это, собственно, такое и как соотносится с теорией обострения классовой борьбы.

С директором (не Вайсфельдом, другим, с царских времен засидевшимся) договориться о выделении под секретную лабораторию пары секций в подвалах — плевое дело. (Тоже под расписку о неразглашении, само собой.)

Начальник отдела связи и спецтехники УНКВД изыскал и выделил оборудование и материалы, какие смог (после чего приказом из Центра убыл с повышением в Пермь). Еще кое-что доставили из Москвы по спецзаявке самолетом.

«Шар» и блок-универсал у Лихарева были с собой. Четыре часа в день он занимался выполнением задания Сталина, манкировать в таком деле — себе дороже, остальные — техническим творчеством. Раза два в неделю устраивал скромные застолья для директора музея и регулярно подбрасывал ему дефицитные продукты и талоны на промтовары в спецраспределитель. Просто так, от души.

Идея у него была простая — собрать простенький хроногенератор, который сможет, по принципу той же столешниковской квартиры, сдвинуть лично для него текущее время совсем чуть-чуть, хоть на десяток квантов, и тем самым вывести себя из сферы досягаемости аггрианских пеленгаторов. Да и из поля зрения товарища Сталина тоже. Лихарев будет жить немного впереди и сбоку, в этих же самых местах, но дотянуться до него — простите. Ни приказом, ни рукой, ни пулей. Все это для него будет «неслучившимся вчера», а для всех остальных — вечной табличкой на двери: «Приходите завтра».

Он даже успел приготовить себе несколько явочных квартир в Пятигорске и Кисловодске, после завершения проекта мелькать в Ворошиловске будет незачем. Хотя при каждой встрече со знакомыми людьми, теми же чекистами, он будет для них совершенно чужим, ранее невиданным человеком, но все равно. Мало ли какие сбои и деформации могут случиться? Ахилл тоже в теории никогда не догонит черепаху, но ведь догоняет же на практике?

На бегство, кроме всего прочего, Валентина подвигла случившаяся в день ухода Шульгина из тела наркома до крайности непонятная история. Он даже склонен был считать ее чем-то похожим на галлюцинацию, если только подобные ему особи, не совсем аггры и не до конца люди, подвержены психическим расстройствам такого рода.