Хлопок одной ладонью
Шрифт:
Он замолчал, отпил глоток, посмотрел по сторонам, как бы ожидая реакции на красиво сконструированный период. Не дождался, сотрапезники оказались более травмированы происходящим, хотя чего уж, казалось бы? Например, загоняя Новикова и Берестина в сорок первый год, Дайяна вела себя очень уверенно и даже надменно. Правда, когда Андрей возил ее породистым лицом по здешней грязи, она часть своего гонора потеряла. А потом на катере держалась вполне прилично, несмотря на то, что положение у нее было совсем пиковое. Не прояви Новиков почти самоубийственного гуманизма, так и сидела бы до сих пор в промерзшей стальной коробке два на
Лихарев, тот попроще, к нему жизнь всегда была повернута казовой стороной. Ему поручено решать судьбы человечества, он их и решает. Успешно и с полным для себя удовольствием. А тут вдруг все как-то иначе начинает оборачиваться.
Он успел ощутить это самым краешком, когда Шульгин-Шестаков вмиг его обезоружил в заснеженном Сокольническом парке и заставил играть по своим правилам. Но это было еще не так наглядно, могло сойти и за досадную случайность. А сейчас этот землянин просто подавляет, и не только его, но и Высшую…
Александр Иванович, поняв, что клиенты готовы, резко сменил тон.
— Согласитесь, Дайяна, что сейчас мы с вами в одинаковом положении. Прошлый раз на катере вы говорили от имени Игроков, Держателей, и мы вас слушали, конечно, без трепета, но с достойным обстановки вниманием. Сейчас, я вижу, вы отвечаете только за себя. Так?
Лихарев снова не понял, о чем речь, но Дайяна кивнула утвердительно. Очень интересно.
— Ты, Валентин, тем более ни за что не отвечаешь. Для тебя наш разговор — хуже, чем китайская грамота. В ней ты, может, и искушен. Так?
Валентин тоже кивнул, предпочитая не говорить слов, которые могут быть истолкованы самым неожиданным для него образом. Почему и в ближнем окружении Сталина продержался так долго.
— Скажите, Дайяна, сколько времени назад, по вашему счету, мы расстались?
— Часов десять, двенадцать, я думаю…
Очень хорошо. Для одного Шульгина, по личным ощущениям, прошло не менее полугода. Это с возвращением в крымскую Россию, в Москву, спасением Колчака, сражениями с англичанами и всем прочим. И — переброс сюда. Вторая память ограничивалась десятью днями от ночи в постели Сильвии до ухода сюда же, через историю Шестакова. При этом Шульгин спокойно относился к совмещению в себе этих далеко не конгруэнтных вариантов.
И пока еще он не очнулся в каменной каютке Нерубаевских катакомб, чтобы осознать часть (только часть) с ним происшедшего. Это, в определенном смысле, впереди.
Ни Дайяну, ни Лихарева он грузить собственными сомнениями не собирался. Они раз и навсегда договорились с Новиковым (кстати — после крутого разговора с Дайяной же), который единственный его понимал в почти полной мере, не касаться проблем собственной адекватности и душевного здоровья. Иначе легко зайти слишком далеко. Лучше попросту — психи так психи, нет так нет. Начнешь углубляться, выяснять, обсуждать, диагносцировать — верный путь к смирительной рубашке.
— Давайте лучше уточним наши позиции, — предложил он. — Последний с вами разговор, Дайяна, мне показался конструктивным. Вы вели себя как весьма разумная и отстранившая потерявшие смысл эмоции женщина. Мы могли бы принять вас в наше общество, как Ирину, как Сильвию…
Лицо Дайяны дернулось
— Спасибо за предложение, но планы у меня есть собственные, и вряд ли мы сможем найти общий язык. Вы просто не понимаете, о чем говорите. И правы вы только в одном — из-за того, что наши пути снова пересеклись, следует лишь вопрос — кому и зачем это нужно? Но уже не мне. Я сижу сейчас здесь и не могу найти никаких объяснений — зачем? На самом деле самое простое — у меня появилось желание вновь увидеть это место, я пришла и увидела вас. А теперь и этого господина, которого я неплохо помню. Леди Спенсер тоже отзывалась о нем достаточно положительно. Вы от нее, она дала вам формулу перехода? А для чего? Ваше появление здесь и раньше не показалось бы мне уместным, а теперь тем более. Или на Земле опять случилось что-нибудь неожиданное?
— Насколько я знаю, нет, — осторожно сказал Лихарев. — Простите мою инициативу, но я просто счел своим долгом найти кого-нибудь из руководства. Леди Спенсер последнее время ведет себя достаточно странно, вот хотя бы в истории с товарищем Шульгиным-Шестаковым… Есть и еще несообразные моменты…
— Стучать прибежал? — широко улыбнулся Шульгин. — Террор среды, как у вас говорят? Не донесешь первым, донесут на тебя? А мне казалось, ты к советскому яду нечувствителен…
Такая трактовка его поступка Лихарева, кстати, вполне устраивала. Не нужно придумывать ничего более сложного.
— Александр Иванович, все ведь зависит только от того, как назвать. По-вашему — стучать, по-другому — принять необходимые меры. Если на фронте вы узнаете, что ваш командир собирается перебежать на сторону врага с секретными документами, неужели сделаете вид, что вас это не касается?
— Хорошо, хорошо, пример удачный, а вообще ваши дела меня ни малейшим краем не интересуют. Вот, встретил ты главнейшую из главных, докладывай, а я и выйти могу, мне ваши секреты вон где… Мне бы домой поскорее вернуться.
Он в самом деле встал, пружинистой походкой направился к двери на окружавшую терем галерею.
— Вы опоздали, координатор Лихарев, — по-прежнему тусклым голосом сказала Дайяна. — Ничего нет. Базы нет, Проекта нет, меня, в том смысле, как вы это представляете, тоже нет… Живите, как знаете, или, наподобие самураев в день капитуляции Японии, сделайте себе харакири…
— А немного подробнее — можно?
Дайяна очень коротко и устало пересказала ему то, что раньше уже говорила Сильвии. О ликвидации связи с Метрополией, исчезновении Базы, распаде памяти, ее личной и компьютерной, «схлопывании» всего «Pax Aggriana» [61] .
61
«Аггрианский мир» — по аналогии с «Римским» и «Американским», территория, находящаяся под политическим, военным и культурным контролем метрополии, не входя формально в ее состав.
Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Warhammer 40000
Фантастика:
боевая фантастика
рейтинг книги
