Хочу жить и умереть

Крючкова Ольга Евгеньевна

– Э, деваха! – гаркнул он. – Ты часом не заблудилась?

Наталья вышла из машины и приблизилась к «Оке».

– Нет, я приехала в Мукоудёровку. Тётка у меня здесь живёт, Настасьей зовут.

– Настасьей? – переспросил водитель. – Знаю одну Настасью, ей недавно три годика исполнилась. Поди, твоя тётка?

– Да нет, моей родственнице лет под пятьдесят будет… Кажется, по мужу Мальцева… – с трудом припомнила Наталья.

– А… – протянул водитель. – Давненько ты свою родственницу не навещала. Померла она…

– Как? – встрепенулась

девушка. – Как померла?

– Да так люди умирают… Опухоль у неё была… Злокачественная… – печально ответил водитель. – Дом её теперь заколоченный стоит, последний на том краю деревни.

– А дочь её Маринка? Она где? – с надеждой в голосе вопрошала девушка.

– Маринка-то? Померла годом раньше. Вместе с мужем своим алкашом. Выпили водку палёную, и до больницы довезти не успели. Да разве по такой дороге довезёшь?! Проще сразу закопать на кладбище!

Наталья поёжилась, от таких слов ей стало не по себе.

«Ока» укатила. Девушка стояла посреди дороги в растерянности: что ей делать дальше? Куда направиться? Увы, её никто нигде не ждёт…

Она решилась-таки сесть в машину и доехать до дома Настасьи.

Книга 2

Глава 1

Машина Натальи, переваливалась с кочки на кочку, медленно приближалась к противоположному концу деревни, где, по словам, местного «камикадзе» жила и почила в Бозе её родная тётка, Настасья Мальцева.

День стоял в полном разгаре. Подле домов копошились местные жители, размеренно предаваясь своим привычным повседневным делам. Неожиданно их обыденность нарушило вторжение чужого автомобиля. Пожилые женщины, та категория деревенского населения, что обладает особенным качеством – чрезмерным любопытством, кое не считается из покон веков серьёзным недостатком, с нескрываемым интересом и звериной настороженностью разглядывало транспортное средство и его водительницу.

Не успела Наталья достичь дома Настасьи, как в деревне уже прошёл слух: приехала городская, да ещё и на машине! На кой чёрт припёрлась? В здешний медвежий угол даже районное руководство годами не заглядывает. Неужто покойной Настасьи родственница? Во дела! Опомнилась! Когда Настасья жива была – городские родственнички не особо её своим вниманием привечали. А случись помереть, кстати говоря, поди уж три года минуло, так примчалась какая-то городская шалава!

Словом, не успела Наталья осмотреться, как все про неё уже всё знали.

…Машина остановилась напротив серого, поблекшего от времени дома с заколоченными старой фанерой окнами. Наталья вышла из машины. Дом смотрел на неё своими «слепыми глазами».

Девушка прошлась вокруг строения, продираясь сквозь бурьян, перемежавшийся с прошлогодним сухостоем. С виду дом показался ей ещё крепким, правда краска непонятного цвета давно облезла. Да ступеньки у крылечка немного покосились.

Наталья поднялась на крыльцо, потопталась… Машинально дёрнула за ручку двери – оказалось

закрыто.

– Ты кто ж такая будешь-то? – поинтересовался уверенный женский голос.

Девушка невольно обернулась – перед ней стояла женщина лет шестидесяти, одетая в простое цветастое платье, седая, волосы прибраны в пучок, взгляд пронзительный. На ногах привычное для здешних мест средство передвижения – галоши.

Наталья встрепенулась, чутьё подсказало ей – женщина бывшая учительница.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась она.

– И тебе того же… – настороженно ответила «училка».

– Вот приехала из города, тётю проведать… Случайно узнала, что она умерла… – попыталась объясниться девушка, испытывая какую-то странную робость перед незнакомкой.

– Хм… Проведать… Где же ты раньше-то была? Всё семейство Мальцевых на корню сгнило. Как Маринка, твоя непутёвая родня, померла вместе с мужем, так и Настасья с горя быстро угасла. Рак… Умирала мучительно в районной больнице, я её постоянно навещала. О внучке беспокоилась… А помирать вот домой привезли, тут она похоронена, на здешнем кладбище.

– О внучке? – машинально переспросила Наталья.

– Да, о Светочке. Ей недавно пять лет исполнилось… Так ты кем Настасье-то приходилась? – снова насторожилась незнакомка.

– Племянница… Она родная сестра моей мамы… А мама тоже умерла… – с тяжёлым вздохом произнесла девушка, её голос дрогнул. Невольно перед глазами всплыли воспоминания похорон, затем отъезд с Олесей в Москву. А дальше и вспоминать не хотелось…

– Стало быть, ты – сирота… – сочувственно произнесла «училка». – А ты часом не Ирины дочка? – догадалась она.

– Да… А вы знали мою маму? – встрепенулась Наталья, надеясь, что «училка» прольёт свет на её таинственного биологического отца.

– Хм… Знала… – как-то задумчиво ответила «училка».

– Меня Прасковьей Петровной зовут, – представилась она. – Я в здешнем детдоме директором работаю.

– А я – Наталья… А разве здесь есть детский дом?

– А как же! Ещё послевоенной постройки. Просто в Мукоудёровке такая глушь, что городские сюда и носа не кажут. Да и детдом, вероятно, скоро закроют. Ладно, заболтались мы тут с тобой. Пойдём, чаем тебя чаем напою и ключи от дома Настасьиного дам. Теперь ты здесь хозяйка.

Наталья вошла в дом вслед за Прасковьей. Внутренне пространство горницы дыхнуло на неё чистотой кипельно-белых занавесок с вышитыми гладью райскими птицами.

Посреди горницы стоял круглый деревянный стол, накрытый красной вязаной скатертью. На нём – чешская ваза из синего стекла с засушенными цветами. Эдакая икебана из полевых цветов…

У одной стены теснились старый кожаный диван сталинских времён, полированный немецкий шифоньер и финская хельга, до отказа забитая хрусталём, модным лет тридцать-сорок назад. У другой – в гордом одиночестве возвышалась горка с посудой. Рядом с ней стояли стулья, облачённые лёгкой рукой хозяйки в саржевые чехлы тёмно-коричневого цвета.