Ход Корбюзье, или Шерше бlя femme
Шрифт:
Павлов был в бешенстве. До чего же такая дура может опошлить ситуацию – а ведь все это можно было бы вспоминать как очень даже приятное сексуальное приключение… Ну все не к месту и не вовремя – она так и по Парижу шастает, на каблуках и в боевой раскраске! Вроде бы по-женски такая умелая и хваткая, а рот откроет – как железом по стеклу.
«Вот сейчас все брошу и побегу ее с моей невестой знакомить, – с раздражением думал Андрей. – Она таким образом хочет на одну доску стать с семьей Проскуриных. Просто невозможно допустить, чтобы они увиделись. Знакомить будущую жену с любовницей – значит отдавать предпочтение
Это решение несколько успокоило Андрея. Оказавшись дома, он начал приходить в себя. Душ, включенный на полную мощь, смыл с него остатки чувства вины, оставив только физическую удовлетворенность и очень даже неплохое настроение.
Визит дамы
К вечеру Андрея ждал неприятный сюрприз. Еще в обед он позвонил Ане, пообещал, что заедет за ней домой и они пойдут куда-нибудь поужинать. Он всегда звонил сам. Аня никогда его не разыскивала, не звала, сама встреч не назначала. Это немного обижало Андрея. Почему она так к нему невнимательна? Жены его друзей разыскивали их из-под земли, названивали каждые полчаса, держали своих ребят, что называется, на коротком поводке. Аня же считала, что отношения могут строиться только на абсолютном доверии, а инициатива всегда должна исходить от мужчины, и если он не звонит, значит, занят. Он же деловой человек! Несмотря на то что уже была назначена свадьба, Аня говорила, что навязчивость может испортить любые отношения. То, что они вчера не виделись и не созванивались, мучило Павлова, но, с другой стороны, в этом не было ничего необычного. Такое случалось и раньше, когда он был загружен работой или она готовилась к экзаменам.
«Будем считать, что вчера я горел на работе. Мужчинам иногда нужны легкие приключения. Это только укрепляет чувство семейного единства», – успокаивал себя Андрей, стараясь подавить чувство вины.
Дверь открыла Аня. Издалека доносился голос Ангелины Ивановны, которая с кем-то оживленно беседовала.
Андрей зашел в комнату и остолбенел. В кресле сидела… Троцкая. Как всегда, глубоко декольтированная, в платье, облегающем до такой степени, что непонятно, какой на ней там бренд. Сидела и непринужденно рассматривала какие-то журналы, а на столе перед нею стояла драгоценная шкатулка, в которой хранились письма Корбюзье.
– А вот и Андрей, – оживилась Ангелина Ивановна. – Вас не надо знакомить. Татьяна рассказала нам о вашей дружбе и твоем желании ввести ее в наш дом.
У Павлова закипел разум. Впрочем, вряд ли эта жаба могла сказать что-то лишнее. Однако он с большой охотой разбил бы сейчас об голову этой наглой блондинки первое, что попалось под руку. Да, конечно, он просто мечтал о том, как будет вводить в дом своей невесты эту…
Пока Андрей пытался выдавить из себя улыбку и какие-то общие слова, Татьяна взяла инициативу в свои руки:
– Андрей Сергеевич! Я, знаете ли, ночь не спала после того, как вы мне обмолвились, что в Москве живут возможные родственники, потомки Корбюзье. Вы знаете, я решила сделать о них фильм. Это будет сногсшибательная сенсация! Я уже позвонила в Париж. Мой агент сейчас договаривается с первым, самым главным каналом во Франции. Будем срочно снимать!
– Но ведь еще надо, наверное, написать
– Помилуйте, какой сценарий? Это будет интервью – с вами, с вашей дочкой, с будущим зятем…
– Ну уж увольте, при чем тут будущий зять? Зачем все в одну кучу валить? – мгновенно самоустранился Андрей.
– Возможно, вы и правы. Главная фишка здесь, конечно, – письма Корбюзье. Хорошо было бы отдать их на экспертизу, – деловито заметила Татьяна.
– Никаких экспертиз! – решительно произнесла Ангелина Ивановна. – Я никому не отдам эти письма, даже на время. Для нас подлинность этих писем бесспорна, а если кто-то сомневается, то нам никакие фильмы, да и вообще никакая огласка ни к чему. Если кому-то интересно, пожалуйста, но доказывать и бить себя в грудь: да, мы самые что ни на есть настоящие потомки Корбюзье – это не для нас.
– Чужим людям, конечно, доверять такие вещи не следует, – согласилась Татьяна. – Но скажем, можете же вы отдать их на время своему будущему зятю, чтобы я могла сделать с них ксерокопии?
– Ну, даже не знаю…
– Он же вам не чужой. Практически член вашей семьи…
Павлов лихорадочно соображал, как уйти от этого ненужного поручения, но в голову ничего не приходило. Возникла неловкая пауза. Хозяйка дома без особой радости произнесла:
– Конечно, Андрей и сам заинтересован в их сохранности. Ну что ж, ладно. Пусть уж действительно Андрей сам сделает у себя в банке все копии. Если хотите, я дам и свои собственные переводы этих писем. Вот и работайте с этими материалами.
– Прекрасно! – воскликнула Троцкая. – Это оптимальный вариант. И еще, Ангелина Ивановна, было бы очень хорошо скопировать заодно несколько ваших статей. Я тогда больше не буду вас пока беспокоить и заеду за этими копиями в банк к Андрею Сергеевичу. А если вы забудете, – обратилась она непосредственно к Павлову, – так я вам напомню. Рада была познакомиться с вашей замечательной семьей, Андрей Сергеевич.
И тут Андрей наконец задал вопрос, мучивший его все это время:
– Как же вы адрес-то разыскали?
– Так вы же сами назвали мне фамилию вашей невесты. А по фамилии найти адрес не так уж и трудно. Что бы я была за журналистка, если бы не смогла найти человека, зная его имя и фамилию? Общение с вами, Ангелина Ивановна, доставило мне истинное наслаждение. И с вами, Анечка, тоже.
Все это Татьяна говорила уже в дверях. Она как-то вдруг заспешила, будто бы вспомнив о каких-то неотложных делах.
– Все мои телефоны у вас есть. Звоните по любому поводу. Если у меня возникнут вопросы, буду вас беспокоить. Мы очень плодотворно поработали. Была очень рада познакомиться. Пока-пока.
Когда дверь за Троцкой закрылась, рады были все. И Ангелина Ивановна, и Аня, и Андрей. Несмотря на кажущуюся приветливость гостьи, общение с ней оставило ощущение тревоги и тоски. Всем было неприятно, что именно эта дама будет рассматривать и препарировать семейную реликвию, хранимую несколькими поколениями. Сразу чувствовалось, что Троцкая – из тех людей, для которых нет ничего святого.
Но с другой стороны, она не хуже и не лучше многих других. Просто Проскуриным хотелось, чтобы темой, столь важной для них, занимался человек исключительный.