Ходоки во времени. Время во все времена. Книга 4
Шрифт:
Джордан, наконец, стал вровень с Иваном. Выслушав рассказ Жулдаса о превращении мивакуков, Джордан почему-то вбил себе в голову, что очередной жертвой будет он. Поэтому все подвижки Ивана воспринимал как неотвратимые признаки верного конца пребывания его в человеческом облике. Он не трусил, он испытывал ужас, кульминацией которого возникло в то мгновение, когда Иван оставил его одного без физической поддержки.
Но вот он держится за руку КЕРГИШЕТА, ничего страшного пока не происходит, и он постепенно стал приходить в себя. Но в голове у него зияла пустота, словно всё, что он знал, вылетело из неё напрочь.
Иван
Стена…
Она подрагивала, словно готовилась к прыжку в будущее или отступить.
Вот-вот должно было что-то произойти…
Иван почувствовал подпор каких-то внешних сил. Он не мог им сопротивляться, а они вливались в него сплошным потоком, и, найдя в нём подходящее по объёму пристанище, тут же превращались в мощные флюиды, исходящие из него. Иван превратился в источник импульсов, направленных максимально развёрнутым веером против стены Старого Времени. И в то же самое время он оставался тем, кем был: в своём обычном естестве способным самостоятельно анализировать обстановку.
Перед ним темнеющий занавес, за которым – неизвестность и непредсказуемость. Напротив этого занавеса – он, возможности которого тоже неизвестны и непредсказуемы.
– Стенка на стенку, – сказал он Джордану. – Что ж, посмотрим, кто кого.
– Да, да, – Джордан, будто поддержал надежду Ивана, но оказалось, что смысл сказанного тем он понял по-своему: – Нам пора бы уже возвращаться…
– За мной! – одёрнул Иван, как будто окаменевшего Джордана, и сделал шаг навстречу Старому Времени.
Шаг – это в человеческом образе.
Но в ипостаси противостоящей силы стене Старого Времени его порыв отличался глобальностью. Перед его взором простиралась вздыбившаяся волна, впитавшей мощь энергии внезапно остановившегося Времен не только переднего фронта, но и давящей силы напирающих ещё тылов «глазуньи». Энергия накапливалась, росла, сжималась как вселенская пружина, готовая в любой момент сорваться и ударить по препятствию, вызвавшему её появление.
Иван каждой клеткой чувствовал нарастающую угрозу, но и своё тоже нарастающее могущество. Но против него Старое Время выставило всё, чем она обладала, и Иван готов был отступить…
Ещё одно усилие и – надо уходить!
Но… в только что готовой обрушиться на него нависшей волне вдруг замелькали мерцающие прорехи. Она стала рассыпаться подобно автомобильному стеклу от сильного удара камнем. Стена рассыпалась, опадала, но задняя грань ещё жила, наступала, на мгновения латала окна и проёмы. Однако этого уже не хватало, чтобы обрушиться на оборону, созданную Иваном.
Старое Время иссякло и, как показалось Ивану, стало бороться отдельными своими разобщёнными пятнами сама с собой, ускоряя свою гибель.
Позже, когда Иван собрал ходоков, поговорил с ними, то выяснились его просчёты, но и то положительное, что им было предпринято по отражению Старого Времени.
По-видимому, ему не следовало с Джорданом высовываться навстречу «глазунье» из общей цепи ходоков. Концентрация энергии Старого Времени в струе, занятой Иваном, как раз и возникла перед лицом единственного препятствия. И углубись Иван ещё дальше в прошлое, неясным, а, может быть, неприятным окончилось бы его противостояние
К счастью, когда, казалось, Старое Время бросит свою мощь в того, кто дерзнул встать на его пути, оно наткнулось, и вошло в контакт с цепью ходоков. Оттого ему пришлось дробить свой порыв в будущее. И со всеми оно справиться не смогло. Тыльная сторона ещё питала передний Фронт Старого Времени, но и её не хватило. На «карте» времени клякса «глазуньи» сплющилось вначале в широкую непрерывную ленту, затем в дугой выгнутую черту, утончилась до едва различимого штриха и, наконец, исчезла.
Таким образом, цепь ходоков сыграла основную роль в усмирении Старого Времени. Так же правильным оказалось вооружение ходоков палками с накруза мивакуков. Схватка с нечистью хырхоро ходокам запомнилась больше всего, поскольку само Старое Время рассыпалось для них как бы само собой.
Вначале они достаточно скептически отнеслись к странному вооружению. Да и по истине – с палкой против Времени! Только благодаря настойчивости знающим их эффективность в каждой группе не привёл к избавлению от палок, как только ходоки остались наедине, без присмотра КЕРГИШЕТА. Зато сейчас только и было разговоров, как они лихо расправились с неведомыми тварями, скопом двинувшихся на жалкую кучку людей. Смех и шутки сыпались со всех сторон. А те, кто всё-таки не внял предупреждению и встал на пути призраков хырхоро без палок, сейчас с удовольствием демонстрировали полученные синяки как знаки отличия. Хотя некоторые пострадали очень сильно. Тот же Радич вернулся с разбитыми губами, подбитым глазом и с вывихнутой рукой. Мало того, ему ещё досталось и от Шилемы, обозвавшего его трусом и идиотом. Теперь он кривился от боли и винился перед ней. Она же фыркала как кошка и его извинений не принимала.
Радич в растерянности отводил одну руку в сторону, а другую держал при себе, пока к нему не подошёл Перкунас и молча не избавил его от вывиха – Радич лишь охнул, вызвав едкое замечание от Шилемы:
– КЕРГИШЕТА слушать надо. Он неправды не скажет. А ты изображаешь из себя невесть что, хотя… А! Тебе говорить, себе хуже.
Иван обессилено опустился на землю и тупым взором смотрел уда-то вдаль и, казалось, ничего не видел. Вокруг него постепенно стал скапливаться «близкий круг», как он иногда называл тех ходоков, с кем общался чаще всего. А это: Симон и Сарый, примкнувший дон Севильяк, Джордан и Шилема. Тут же Арно с явно надоевшей ему Хразой, а куда её денешь?. Она же с откровенным удовольствием вновь занималась тем, что выставляла на показ свои женские прелести, вызывая праведный гнев временниц и весёлое обсуждение ходоков.
Невдалеке обосновались Перкунас и Дигон. У Дигона был разбит нос, а одежда разорвана. Отдельно стояли Уленойк с Пириком, не потерявшего интерес к временницам, особенно к крутобёдрой Ту-ир-Мане. Семья Жулдаса собирала палки и сносила их к ногам дона Севильяка, порой с руганью, так как некоторые ходоки решили с ними не расставаться: мало ли что ещё будет!
В отдалении, но так, чтобы видеть КЕРГИШЕТА, затаился Радич. Он долго не приходил в себя от неожиданного вояжа в прошлое, схватки, полученных ударов. Переживая всё это, он, как с десяток других ходоков, оказался как будто не у дел. Из-за этого чувствовал себя, чуть ли не изгоем.