Hold Me
Шрифт:
— Эмили? — мужчина добивается ответа, а Хоуп лишь хрипло шепчет, вновь ударяясь головой о стену, будто бы болью хочет пробудить в себе воспоминания:
— Я не знаю, — тихо. Слишком тихо, но с особой болью. — Я не могу вспомнить.
========== Глава 29. ==========
Солнечный день удивляет. Осень в самом разгаре дарует жару и приятный ветер, будто сейчас самая середина лета. Голубое небо безоблачное, поэтому солнечный диск постоянно греет макушку головы русого парня, который идет, не спеша, к зданию школы, чувствуя, как на него «опадают» взгляды. Сутуло держит спину, сильнее натягивая на голову капюшон, и игнорирует внутреннее желание скрыться с чужих глаз. Он продолжает ходить на занятия только потому, что хочет встретиться с Эмили. После произошедшего
Эмили Хоуп стала зверем. И теперь всеобщее подавление возрастет, так что парень должен быть рядом, чтобы поддержать её.
И он видит. Видит эти растрепанные темные волосы, эту неуверенную походку и опущенную голову, поэтому, не задумываясь, ускоряется, подбегая к воротам, ближе к девушке, и натягивает улыбку на лицо, откашливаясь:
— Привет.
А она смотрит с недоверием. Поднимает голову, вцепившись в него взглядом, полным тревоги и непонимания, что заставляет Томаса замолчать и с таким же волнением смотреть в ответ. Девушка щурит опухшие веки, шепча тихим голосом:
— Кто ты?
***
Сколько прошло дней? Два, может, три? Отныне Дилан О’Брайен не следит за временем. Ему это без надобности, ведь многое становится бессмысленным, когда ты теряешь. Каждой больной клеткой своего организма понимаешь, что теряешь не просто дорогих людей. Ты теряешь буквально себя, ведь, несмотря на собственную замкнутость, каждый день ты что-то вкладывал в них, отдавал, при этом сам не замечая, как тепло воспринимаешь их личные победы над собой. Видеть, как близкие люди выходят из своей клетки — незабываемо, но не замечаешь того, как ты сам становишься узником одной из таких.
Без еды, без воды. История повторяется. Как и после смерти матери, Дилан заперся в себе, в своей клетке, не выходя наружу, будто бы думает, что это и есть — его безопасная зона, но нет. Питается лишь иллюзиями, которые ведут его к ещё одной крайности, постепенно поглощая остатки здравого сознания.
Он сидит на кровати, прижимаясь затылком к стене, и сморит перед собой, никак не реагируя на котенка, который уже который час сидит без еды, поэтому жалобно пищит, вызывая хозяина на контакт. Тщетно. Дилан в себе. Он поглощен собой, своими мыслями. Опять. Не отвечает, когда в дверь стучат, игнорирует попытки отца вывести его на диалог. О’Брайена будто не существует в природе, а его мир ограничивается стенами небольшой темной комнаты с пыльными подоконниками. Холодные руки напряженно лежат на коленях, а хмурый взгляд упирается в потолок, когда ладони медленно поднимаются выше, еле настигая его шеи. Дилан чувствует, как сердце в груди начинает биться в два или три раза быстрее, когда пальцы сильно сжимают кожу его шеи, сдавливают, лишая возможности глотать воздух. Котенок сидит на столе, внимательно наблюдая за действиями парня, который явно не в себе. Он сжимает шею, веки прикрывает, а зубы стискивает, ведь инстинкт самосохранения берет вверх, вынуждая его вновь глотать воздух и кашлять, раздирая сухую глотку. Руки вновь падают на кровать, без сил. У него не хватает смелости на безумный поступок, который полностью противоречит внутренним принципам. Он не может. И не должен.
Вдох, выдох. Смотрит в потолок, всё ещё ощущая давление в глотке, пульсацию стенок, что медленно сжимаются при попытке сглотнуть. Дыхание болью отдается под ребрами. Дилан не может убить себя. Он не такой. Опускает взгляд на стол, внимательно смотря в темные глаза котенка, который продолжает наблюдать, но уже с какой-то озадаченностью. Или парню опять кажется, что это создание хорошо всё понимает?
О’Брайен знает, что должен что-то делать, но идей нет. Ему нужна помощь. Подсказка. Намек на то, что есть ещё выход. Выход всегда есть, так? Тогда, как поступить Дилану? Парень медленно роется в кармане, вынимая мятый листок бумаги, что он вырвал из блокнота. Записка, оставленная Эмили для него. Дилан пару минут мнет её пальцами, не желая раскрывать и вновь читать послание, которое только усугубит его состояние.
Ему
Стук в дверь. Дилан хмурит брови, продолжая глядеть на сложенную в несколько раз записку, не дает ответа, поэтому тот, кто находится за дверью, берет на себя смелость зайти без позволения. Джойс. Девушка, чей живот слегка увеличивается со временем, ведь теперь под сердцем она носит маленького человека, и что-то внутри неё меняется. Она по-прежнему чувствует страх, идя против себя, но с другой стороны прекрасно видит, как мучается Дилан, поэтому не может сидеть на кухне, сложа руки. Девушка держит кружку с кофе — почему именно кофе? — и подходит ближе к кровати, смелясь заговорить первой:
— Тебе стоит спуститься и поесть. Отец с ума сходит, — ставит кружку на тумбочку — и знакомый аромат кофе разносится по комнате, вызывая у Дилана смешанные чувства внутри. Так пахла Эмили. Кофе и аромат моря. Такого вкуса были её губы. Горько-сладкие. Парень невольно сглатывает, вновь пропуская через себя то тепло, которое возникает в груди, когда их взгляды с Хоуп пересекаются, когда она касается кончиком своего пальца его шеи, когда он держит её за руку. Эти ощущения куда сильнее простого поцелуя. Дилану никогда не нужны были эти страстные языковые пляски. Черт, ему просто нужно видеть Эмили, и этого будет достаточно, чтобы вернуть телу тепло. Но оно уже будет не таким, как раньше, ведь Томаса нет с ними. И не будет.
И тут в грудь О’Брайена ударила паника — а будут ли «они» вообще? Что если он видел Эмили в участке последний раз? Что если его последнее воспоминание о ней — это опустошенное выражение лица? А он даже не осмелился взять её за руку? Он…
— Дилан, — голос Джойс громче и требовательнее. Она потирает ладони о фартук, явно собираясь с мыслями, чтобы в очередной раз пойти против себя. — Я успела получить права, так что… Если ты выпьешь хотя бы кофе, я отвезу тебя к ней.
О’Брайен резко поднимает на девушку злой и полный недоверия взгляд, словно предупреждая, что если это шутка, то он разобьет ей нос. Но Джойс остается непоколебимой и повторяет:
— Я знаю, куда положили её в прошлый раз, могу предположить, что она снова там. Психиатрическая больница одна у нас на весь город, — кивает на кружку с горячим кофе. — Выпей, тогда поговорим, — требует, отворачиваясь, и покидает темную комнату, не прикрывая дверь до конца, будто показывая парню, что он всегда может выйти из этого состояния, что есть открытая дверь для него, просто из-за мыслей, что тучей перекрывают ему путь, он ни черта не видит. Дилан долго смотрит в то место, где стояла Джойс, и, наконец, переводит взгляд на белую кружку с кофе, потянувшись к ней рукой. Он больше не ненавидит этот горький напиток. Подносит неуверенно к губам, отпивая, и морщится, но уже не от неприятных ощущений, а от горечи, что вновь нашла отклик в его груди.
Он морщится, ведь это вкус её губ.
Верно. Дилан ничего не добьется, если продолжит сидеть здесь, пытаясь задушить себя своими же руками. Он не может дать себе волю. Дать волю эмоциям. У него нет на это права. Томас хотел, чтобы О’Брайен позаботился о Хоуп, значит, так оно и будет.
Дилану пора выйти из собственной зоны комфорта.
В палате светло. Температура приемлемая, но девушка всё равно чувствует холод, поэтому продолжает сидеть в красной кофте, понятия не имея, почему ей так хорошо в ней. Она не знает, о чем думать. Голова пуста, мыслей — нуль. Обычно человек коротает время, думая о своем, хотя бы о событиях своей жизни, но этого больше нет. У Эмили нет прошлого, есть только отрывки, которые кадрами мелькают в глазах, и пустые факты, такие, как «ей нужна мать» или «Джизи и я — подруги», но, даже произнося нечто подобное вслух, Хоуп не ощущает, как в ней загорается огонек близости, приятные чувства не всплывают, дав ей ответную реакцию. Девушка мерзнет, но холод давит не снаружи, а изнутри. В ней лишь пропасть. И Эмили стоит на самом краю, ожидая, когда уже придет час сорваться вниз.