Холодные деньки
Шрифт:
— Да я за всю свою жизнь не заработал столько денег, чтобы хватило вам на гонорар, — ответил я. — Но вам ведь не нужно ещё больше денег.
Он ждал.
— Я буду вам должен, — сказал я.
Это, казалось, чертовски его позабавило. В уголках его глаз появилась сеть морщинок.
— Учитывая твой огромный талант наживать себе врагов, надеюсь, ты понимаешь, что я не считаю твоё предложение ценным в долговременной перспективе.
Я улыбнулся и отхлебнул пива:
— Но оно стоит нескольких минут вашего времени… или вы вообще бы сюда не пришли.
Это
— Я согласен на гонорар в виде одной услуги… и одного пятака.
— Я же сказал. Нет у меня пятака.
Он серьёзно кивнул:
— А что у тебя есть?
Я порылся в карманах и нашел запонки с драгоценными камнями, которые остались от смокинга. Я показал их ему.
— Это не пятак, они даже не из никеля, — рассудительно ответил он. Он снова подался вперёд и вкрадчиво повторил:
— Что у тебя есть?
Секунду я тупо пялился на него, потом сказал:
— Друзья.
Он откинулся назад, его голубой глаз сверкал так ярко, что чуть ли не искрился.
— Томас, — позвал я, — мне нужен пятак.
— Что? — спросил Томас. — Наличными?
— Да.
Томас выудил из кармана пачку пластиковых карточек. Он развернул их веером и показал мне:
— Не подойдёт?
— Это не пятаки, — сказал я.
— О, да ради всего святого! — ахнула Молли. Она полезла в карман и выудила из него нечто, похожее на старый дамский кошелёк. А потом щелчком бросила мне пятак.
Я поймал его:
— Спасибо. Повышаю тебя до лакея.
Она закатила глаза:
— Слава тебе, тиран.
Я подтолкнул монетку, и она проскользила по барной стойке прямо к Ваддерунгу:
— Вот.
— Ну что ж, поговорим, — изрёк он, кивнув в мою сторону.
— Хорошо, — сказал я. — Ммм. Речь идёт о времени.
— Нет, речь пойдёт о твоём острове, — заявил он.
Я настороженно посмотрел на него:
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, — произнёс он, — только то, что я знаю о твоём острове: что под ним, что он делает, даже откуда он взялся.
— Ну… Эммм… — смог выговорить я.
— Мне известно, как важно, чтобы за островом был надёжный присмотр. И большинство из людей, что подоспели тебе на подмогу в Мексике, знают это.
Под людьми он подразумевал Серый Совет. Ваддерунг был его частью. Это была группа лиц, в основном чародеев из Белого Совета, которые объединились, потому как казалось, что Белый Совет близок к краху, а они хотели сохранить его. Но из-за крыс повсюду в наших стенах, единственным способом сделать это тайно была работа в изолированных ячейках. Я не был уверен, кто ещё, собственно, в клубе, за исключением моего деда и Ваддерунга. Он пришёл вместе с остальным, в основном анонимным, большинством Серого Совета, когда я явился забирать свою дочь у Красной Коллегии, и смотрелся среди них на своём месте.
Разумеется, я был уверен, что он не был чародеем. Я был чертовски уверен, что он был много большим, чем это.
Так что я выложил ему всё, стараясь говорить как можно тише. Я рассказал ему об атаке, нацеленной на остров сквозь время. Его лицо ожесточилось,
— Идиоты, — выдохнул он. — Даже если бы они смогли преодолеть губительное пламя…
— Стоп, — сказал я. — Губительное пламя?
— Самоуничтожение. Предосторожность на случай нарушения безопасности, — пояснил Ваддерунг. — Пожар, показанный тебе островом.
— Точно. Это убьёт всё удерживаемое там, но не позволит им бежать, верно?
— Это единственный способ, — сказал Ваддерунг. — Если только кто-либо сумеет освободить существ в Колодце…
— Похоже, это было бы погано, — сказал я.
— Ошибаешься, — возразил Ваддерунг. — Это было бы концом.
— Ого, — сказал я. — Полезно знать. Остров не упомянул эту часть.
— Остров не может принять это как возможность, — рассеянно ответил Ваддерунг.
— Ему, вероятно, следует покрепче затянуть свои макси-панталоны, раз уж так, — заметил я. — Как я понял, уже может быть слишком поздно, что либо исправлять. То есть, насколько я знаю, некто мог создать это заклинание сотни лет назад. Или через сотни лет в будущем.
Ваддерунг отмахнулся:
— Ерунда. Существуют законы, которые регулируют ход времени по отношению к пространству, как и для всего остального.
— И что они гласят?
— Они гласят, что величина эха от временного события пропорционально больше промежутка времени, который это событие занимает, — пояснил он. — Если атака была предпринята сто лет назад, то, следовательно, ее отголоски должны были проявиться гораздо раньше всего этого события — столетия назад. Но отголоски появились только в последние несколько дней. Можно предположить, что между началом атаки и фактическим временем, когда наступит катастрофа, промежуток лишь где-то в несколько часов.
— То есть завтра, — догадался я. — Итак, это происходит когда-то сегодня или когда-то завтра.
— Скорее всего, не завтра, — уточнил Ваддерунг. — Изменение прошлого более, чем затруднительно, мягко говоря.
— Вещь вроде парадокса? — спросил я. — Как если бы я вернулся назад и убил своего деда, то, как бы я тогда вообще появился на свет, чтобы провернуть этот фокус?
— Угрозу парадокса переоценивают. Существует… особенность схожая с действием инерции. После того, как событие произошло, существует довольно устойчивая тенденция к тому, что это событие состоится. Чем больше, значительнее, или интенсивнее событие, тем сильнее оно стремится остаться в первоначальном виде, невзирая на какие-либо помехи.
Я нахмурился:
— Существует… закон сохранения истории?
Ваддерунг усмехнулся: — Я никогда не слышал его именно в такой формулировке, но подмечено довольно точно. Так или иначе, преодоление подобной инерции потребует огромной энергии, воли и доли простой удачи. Если кто-либо желает изменить ход истории, то гораздо легче попытаться сформировать будущее.
Я хмыкнул:
— То есть, если я вернусь назад во времени и убью своего деда, то, что же в итоге произойдёт?
— Подозреваю, он распылит тебя в ничто, — глядя на меня в упор, сказал Ваддерунг.