Хорошее стало плохим
Шрифт:
Его свободная рука обхватила меня между ног, поверх постыдно мокрых трусиков. — Но мы оба знаем правду. Пусть это и твое тело, Харли-Роуз, но оно принадлежит мне.
Потом он поцеловал меня.
Я смягчилась в его руках, как таящее масло, пока только его руки на моей шее и над моей киской не удерживали меня в вертикальном положении.
У него был приятный вкус кофе, корицы и мужчины.
Я прижалась к нему и открыла рот шире, чтобы он мог поцеловать меня глубже.
— Я собираюсь взять тебя, Рози, — сказал он мне, касаясь моей шеи, его язык облизывал мою
Я застонала, мои ногти царапали его прикрытую футболкой спину. — Да, трахни меня.
Его пальцы потерлись о влажную ткань моих трусиков, а затем проникли под них, скользнув между моими шелковистыми складками. — Вот так, Рози. Такая мокрая только для меня.
Его большой палец нашел мой набухший клитор, вырвав из меня вздох.
— Я хочу поиграть, — выдохнула я, — Я хочу, чтобы ты поиграл со мной.
Он ухмыльнулся. — Моя непослушная девочка провела какое-то исследование после того, как я играл с ней много лет назад?
— Да, — прошипела я, когда он погрузил два пальца в мое разгореченное нутро.
— Ты когда-нибудь играла раньше? — острая ревность, словно острие ножа, пронзила мои скованные запреты.
Я любила его ревнивость, я любила то, как он сходил с ума от желания, так как инстинктивно знала, что только я могу заставить его быть таким.
— Нет, но я думала об этом каждую ночь, когда лежала в постели, касаясь своей киски, думая о тебе внутри меня, о твоих пальцах, о твоем члене, о твоем языке.
— Ты хочешь, чтобы я заставил тебя сломаться ради меня, — сказал он, его голос опустился до той низкой октавы, которую я вспомнила, до той самой, которая привязывала меня грубыми веревками к его желанию, — Ты хочешь, чтобы я заработал твою покорность.
Мои ноги подкашивались, и в следующее мгновение я уже была на столешнице, мои ноги широко раздвинуты в его ладонях, чтобы он мог смотреть на мою киску. Когда он снова посмотрел на меня, его глаза горели факелами.
— Я буду играть с тобой, я даже сломаю тебя с удовольствием, пока ты не будешь кричать мое имя, но когда ты сделаешь это, Рози, ты назовешь меня по имени.
— Да, Дэннер, — выдохнула я, отчаянно нуждаясь в его прикосновении к моей охложденной обнаженной киске.
Он набросился на меня одной рукой и сильно шлепнул меня по киске.
Я вскрикнула и попыталась сомкнуть ноги, но он держал их раздвинутыми своей сильной хваткой, наклонился и дунул холодным воздухом на мой горячий клитор, прежде чем всосать его в рот для полного, влажного поцелуя. Когда он выпрямился, его губы были влажными из-за меня, а его глаза казались ледяными на фоне моей разгоряченной кожи.
— Ты скажешь мое имя, — повторил он.
Я проглотила свое мгновенное сопротивление. Это был защитный механизм, который я хорошо оттачивала годами, выбрасывая дерзкие щиты, чтобы скрыть свою уязвимость.
Я не хотела больше скрывать их от него.
Поэтому я наклонила подбородок и посмотрела ему прямо в его сверкающие красивые зеленые глаза, когда сказала. — Да, Лайн.
Он рвано застонал, потянулся вперед и покрутил вершины каждой
— Я мог бы держать тебя здесь весь день. Моя хорошая маленькая распутница. Я бы съел тебя на завтрак, мучил бы тебя на обед, а потом, когда ты бы изголодалась, я бы трахал тебя весь ужин и подарил бы тебе свою сперму на десерт, — сказал он мне почти непринужденно, пока его рука играла с моей киской, его большой палец скользит по моему набухшему клитору горячими, плотными кругами, два его пальца сгибаются и двигаются внутри.
Мне нравилось, как он играл со мной, как будто я была вещью, которая существовала только для его удовольствия. Это должно было показаться неправильным, может быть, даже унизительным, но это было не так, потому что Дэннер играл на мне так же, как он играл на своей гитаре, мастерски, отстраненно только потому, что ему нужно было сосредоточиться, чтобы правильно играть на каждой струне.
— Ты принимаешь противозачаточные?
Я кивнула, отчаянно нуждаясь в ощущении его обнаженного тела внутри меня. — Да, и, как бы хреново не было это говорить, но я сдала анализы после Крикета, так что я чиста, — сказала я ему.
Его улыбка заставила боль воспоминаний исчезнуть, как призрак. — Я никогда не трахаюсь без презерватива, уже несколько недель ни к кому не прикасаюсь. Ты мне доверяешь?
Мне не нужно было долго думать. — Да, всегда.
Я застонала, когда он отодвинулся, но он только улыбнулся жестокой улыбочкой, которая коснулась меня, как его рот, моей киски и отошел. Я наблюдала с полуприкрытыми глазами, как он выдвигал ящик, наполненный пластиковыми пакетами, резинками, прищепками и другими универсальными штуками.
— Что ты делаешь? — спросила я.
Он подавил меня одним недовольным взглядом.
Я закусила губу, когда он вернулся ко мне, держа руки за спиной, пока он не присел на корточки и не обнажил стяжку в одной руке. Он видел, как расширились мои глаза, как вздымалась моя грудь, пока он медленно привязывал мою левую лодыжку к ящику одного шкафа, а затем правую к другому. Я могла видеть намерение в его глазах, блеск лукавства и удовлетворения от того, что я была открыта для него.
Он смотрел, как его пальцы скользят по моей лодыжке, покалывая кожу голени, лениво кружат вокруг моей коленной чашечки и вверх по тонкой коже на внутренней стороне бедра. Когда он достиг голых губ моей киски, его пальцы скользнули по ним до маленького прямоугольника волос над моим клитором, а затем он резко потянул его между костяшками пальцев. Мои бедра дернулись вперед, голова откинулась назад, и я задыхалась от извращенного удовольствия, которое можно было получить от этой боли.
— Это игра доминирования и подчинения, Рози, — сказал он мне, слегка пощипывая меня за подбородок одной рукой, а другой рукой прикрывая мою киску. Это был собственнический жест, удерживающий меня там, его пальцы были нежными, но твердыми, как будто это была его киска, с которой он делал то, что хотел. Я попыталась вращаться вокруг него, получить хоть какое-то давление на мой ноющий клитор, но он остановил меня, погрузив два пальца в меня и, прижав их изнутри движением, которое заставило меня растаять в его руках.