«Хороший немец - мертвый немец». Чужая война
Шрифт:
Макс приподнялся и кинулся вперед, решил бежать по прямой, по кратчайшему пути. Авось проскочит, дыма много… Когда-то он неплохо сдавал стометровку, даже участвовал в районных соревнованиях. Вспомним молодость… Макс несся бешеным лосем, перепрыгивая через ямы и перескакивая воронки. Наверное, он поставил мировой рекорд по бегу на сто метров в сапогах при полной амуниции, да еще по сильно пересеченной местности… Красноармейцы, как он и предполагал, стрелять по нему не стали — тоже, видимо, им интересно, зачем это немецкий лейтенант несется по полю со всех ног.
Вот наконец и Ремер. Макс
— Ничего, друг, потерпи, — произнес Макс и как можно быстрее зашевелил ногами. Вот и спасительная «тридцатьчетверка»…
Укрылись они вовремя. Едва успели рухнуть, как противник открыл бешеный огонь. Пули звонко защелкали по обгорелому металлу. Хорошо, что их прикрывал крутой бок Т-34, за ним надежно, как за железобетонной плитой. Можно перевести дыхание. Но до следующего укрытия — еще метров пятьдесят. По открытому полю. Между тем дым начал понемногу рассеиваться. Медлить нельзя…
Макс лег на бок, ухватил Генриха за воротник и потащил по земле. Тянуть было тяжело и неудобно, Ремер громко стонал и вскрикивал, когда задевал очередную железку или проваливался в яму. Сапоги прочертили по взрытой земле две длинные борозды…
Через тридцать метров Макс окончательно выдохся и с трудом затянул Ремера в воронку. По крайней мере, здесь относительно спокойно, можно отдышаться. По поверьям, снаряд два раза в одно и то же место не попадает.
Макс достал из кармана сигареты, закурил, осмотрелся. Так, в принципе, можно подождать, пока русские немного успокоятся, а потом ползти дальше. Странно, но он уже привык называть бойцов Красной Армии русскими, хотя прекрасно понимал, что в ее рядах сражаются люди разных национальностей. А кто он сам? По идее, тоже русский, причем исконный (предки из Рязанской губернии), но сейчас вот — немец. Да еще офицер Третьего рейха. Вот такой парадокс…
Макс поправил тяжелую каску (опять съехала на лоб) и осторожно выглянул — как там, снаружи? Тут же рядом с ним взметнулся черный фонтанчик земли — пуля впилась в вывороченную корягу всего в сантиметре от его головы. Он мгновенно скатился вниз. Вот черт, снайпер, бьет точно, не вылезешь! Придется, наверное, ждать до темноты. Но тогда Генрих умрет…
Спасение пришло с правого фланга. Подчиненные Ремера, заметив, что их командира все же пытаются вынести, решили помочь — поднялись и побежали в атаку. Внимание красноармейцев тут же переключилось на них — начали отбивать неожиданное нападение. Но солдаты в каком-то едином порыве достигли траншей и закидали их гранатами. А потом началась рукопашная…
Вслед за ротой Ремера поднялась в атаку и рота самого Макса, ведомая в бой бравым оберфельдфебелем Лебером. Через минуту запыхавшийся взводный подбежал к нему:.
— Как вы, герр лейтенант? А мы уж подумали…
— Я же говорил, что удачлив, — напомнил Макс, — вот Фортуна мне и помогла. А теперь помогите вытащить лейтенанта Ремера. Он тяжелый, я один не смогу…
Оберфельдфебель напрягся, взвалил Генриха
Макс, по обыкновению, в бой не спешил. Он проследил, чтобы Генриха и других раненых отправили в госпиталь и лишь затем присоединился к атаке. Его солдаты, к слову, прекрасно обошлись и без него — уже очистили окопы от противника и теперь обустраивали новую линию обороны.
Вскоре прибыл и майор Хопман. Он осмотрел поле боя, оценил потери и остался доволен — Макс, сам того не ведая, выполнил задачу, поставленную перед его батальоном. Теперь можно доложить начальству, что батальон отвоевал оставленные рубежи. Причем с минимальными потерями.
— Отличная работа, — оценил Хопман. — Ты не только провел образцовую атаку, но и проявил личную доблесть. Причем уже не в первый раз. Полтора месяца назад ты спас фельдфебеля Загеля и теперь — лейтенанта Ремера. Похоже, это стало уже традицией. Но ты сильно рисковал…
Макс пожал плечами:
— А как иначе? Генрих бы умер… Вот и пришлось пойти на риск. Но, как видите, все обошлось.
— Но ты мог погибнуть, — возразил Хопман, — и ради кого? Я, конечно, понимаю: Ремер — твой друг, но все же не самый близкий…
— Вы же говорили, — напомнил Макс, — что мы сражаемся не ради фюрера и даже не ради Германии, а ради друзей. А Генрих для меня — очень хороший друг. И фактически — единственный здесь…
— Ладно, убедил, — кивнул Хопман, — ради друга можно рисковать. Но, чем дальше я гляжу на тебя, Петер, тем больше убеждаюсь, что ты очень изменился, по сути, стал другим человеком. Не знаю, хорошо это или плохо.
— А что тут плохого? — спросил Макс.
— Видишь ли, — подумав, ответил Хопман, — раньше ты был обычным офицером. Да, очень храбрым, да, образцовым, но не более того. А сейчас… Ты ведешь себя слишком рискованно и говоришь весьма странные вещи. Я тебя иногда не понимаю…
— А какой я вам больше нравлюсь, — решил уточнить Макс, — прежний или нынешний?
— Нынешний, — твердо ответил Хопман, — но я не знаю, как к этому относиться. То ли радоваться, то ли огорчаться. Сам знаешь — все, что, выходит за рамки привычного, в вермахте отнюдь не приветствуется…
Майор поднялся и поспешил во вторую роту — назначать нового командира вместо Ремера. Уже, между прочим, третьего за последние две недели. Если так пойдет дальше, то командовать ротами станут фельдфебели, а взводами — унтер-офицеры…
А если продолжить аналогию в другую сторону, то он, майор Хопман, скоро станет командиром полка. С одной стороны, это вроде хорошо, но с другой… Не факт, что доживет до такого счастья.
Глава 15
В блиндаж, где отдыхал и приходил в себя после боя Макс, вошел Вильгельм Лебер. Он сиял, как начищенный самовар.
— Отличные новости, герр лейтенант, — заявил оберфельдфебель с порога (хотя какие отличные новости могут быть после такой мясорубки?). — Говорят, к нам на фронт перекидывают «пятисотых».