Хождение Восвояси
Шрифт:
– Руки прочь от Симы, чучело! – прорычал бритый монах в оранжевом балахоне у входа во дворец. Пальцы его шевелились, сплетая новое заклинание.
– Агафон! – радостно обернулся царевич.
– Ваня! Задери тебя кобыла! Что ты тут делаешь?! – Сенька вскочила и кинулась к супругу.
– Вас спасаю. А что? Не надо было? – ухмыльнулся Иванушка.
– Ты должен был!.. Мы же договорились!.. – едва не подпрыгивая от ярости, рычала царевна. – А если бы ты?!..
– На меня наткнулись четверо оборотней, когда хворост собирали. Я подслушал их разговор и узнал, что…
– Что уходить по северной дороге надо было прямо сейчас!
– Что кое-кто прав, как
Но, к его удивлению, при этих словах Сенька вырвалась из его объятий и повернулась к императору, в один далеко не прекрасный вечер оставшемуся без поданных и империи. Компенсировала ли эти потери шишка размером с шишак на макушке, оставалось большим вопросом. Оборотень сидел на куче хлама, еще полчаса назад бывшего частью архитектуры, и пытался заставить глаза смотреть в одну сторону хотя бы по очереди. Вид он имел побитой собаки.
– Вот он! – хищно прищурилась Сенька, тыча в него пальцем. – Душегуб! Людоед! Который всю эту бучу с превращениями затеял! Сколько он тут народу погубил!
– Что делать с ним будем? – подоспел его премудрие. В руках его белела шпаргалка, а по лицу было видно, что искал он там отнюдь не способы реставрации архитектурных памятников в условиях дикой природы.
– Повесим на воротах! – опрометчиво предложила царевна, глянула вокруг – и поскучнела. – Ну или хоть на чем-нибудь, что еще стоит вертикально.
– Мы не должны уподобляться ему в жестокости. Надо передать его суду в ближайшем городе. Там ему вынесут справедливый приговор, – покачал головой Иванушка.
– За такие преступления его приговорят к смерти от тысячи, – раздался за их спинами ангельский голосок. Лукоморская экспедиция оглянулась и увидела девушку почти совершенной красоты, осторожно пробиравшуюся к ним через завалы [56] .
– От тысячи чего?
– Вам лучше не знать все подробности. И не все тоже. Я слышала, что иногда смерть преступника занимает полгода, – и добавила, видя потрясенные физиономии гостей: – Но только в тех случаях, когда палачу не удается растянуть ее на год.
56
Красота была бы совершенной, если бы в ее стандарты включались шишки на лбу и молодые синяки в пол-лица.
– Тогда суд исключаем, – сдвинув брови, выдохнул Иван. – Слишком много справедливости – тоже плохо. Придется просто отрубить ему голову.
– Я предлагаю превратить его в какого-нибудь лесного зверя… гада… козявку… – глаза его премудрия бегали по списку на чумазом листе пергамента. – Или во что-нибудь… предмет быта… или оружие… только если самим потом не пользоваться… Или в камень… в дерево… в гриб…
Оборотень, сумевший, наконец, собрать в кучу не только глаза, но и мозги, зыркнул по сторонам и рванулся к лесу. Но магия Агафона была наготове. Вся и сразу. Вспышка лилово-красно-желто-зеленого… искры – то ли из воздуха, то ли из глаз… психоделические отсветы на сетчатке… сконфуженные оправдания "Это не я, я не хотел, так не должно было быть…"…
Когда же световое шоу рассеялось, путники ахнули: на том месте, где заклинание застигло императора, стояла женщина неописуемой красоты в сияющих золотом одеждах. С десяток слуг с поклонами суетились рядом – кто с опахалом, кто с веером, кто с корзиной напитков и яств. Двое торопливо
– Э…э…то… имп…ператор?.. – Иванушка первым нашел слова, чтобы выразить общую мысль.
Лепесток Персика безмолвно хлопнулась на землю и три раза истово стукнулась лбом, попав при этом по осколку лепнины и заработав симметричную шишку над левым глазом.
– Я его… ее… вроде… где-то сегодня видела… несколько раз… – пробормотала царевна.
– Ты видела мои скульптурные изображения в пещере, моя… милая. Ведь я – добрая богиня добра и доброты Сю Сю Сю, – голоском, мелодичным, как сто серебряных колокольчиков, проговорило явление и протянуло на обозрение собачку. – А ваш император – вот.
Ее высочество критически оглядела трясущегося микробарбоса и с сомнением протянула:
– Н-ну… Гут… наверное. Хотя я бы на месте Агафона выбрала всё-таки мухомор.
– Галлюциногенную плесень скорее, – пробормотал маг, яростно протирая глаза. – Это было заклинание удержания, а не превращения, клянусь посохом Агграндара! Я не мог перепутать его до такой степени, что…
– Юному адепту искусства магии нет резона беспокоиться, – теперь голосок богини журчал, как ручейки в оазисе в полуденный зной. – Это было именно заклинание удержания, идеально исполненное. За которым последовало бы заклинание превращения. Вернее, несколько. Одновременно. И все… гораздо менее идеальные, скажем так. А поскольку наш отважный… – она прищурилась в сторону Ивана, с удивлением приподняла брови, повела рукой – и все напластования иллюзий слетели с него, оставляя высоким светловолосым лукоморцем, – …иноземный гость совершенно справедливо заметил, что слишком много справедливости – тоже нехорошо, я поспешила вмешаться.
– Могли бы вмешаться раньше! Лет на пять! – не удержалась царевна.
– Увы, у меня не получалось его найти, пока чужая рука не коснулась моего кольца.
– Превратить его в собаку я бы тоже сумел, – уязвленный, заметил его премудрие.
– Я не превращала его в собаку. Я вернула ему истинный облик.
– Истинный?!.. – восклицание Лепестка Персика заглушило слова остальных. – Это – его истинный облик?!
– Да, дитя моё, – и ко всеобщему изумлению богиня потупила взор. – У Ку Сю слишком долго находился в моём обществе и приобрел кое-какие волшебные способности сам. А пять дней назад он украл волшебное кольцо…
– Пять лет, вы хотели сказать, – обвиняюще поправила Сенька.
– На земле пять лет равны пяти дням на небе, моя… – богиня снова озадаченно приподняла брови, повела рукой, будто стирая пыль с зеркала – и настоящая Серафима предстала перед взорами друзей, – …моё заморское дитя.
– А вам известно, чего ваш кабыздох натворил тут за эти пять лет?! – не замечая изменений, возмущенно продолжила царевна.
– Если бы я знала, что он не демон, светлый и грозный, правая рука князя Вайсраваны, как он говорил, а какая-то шавчонка, я никогда не согласилась бы сбежать с ним из родительского дома! – выпалила императрица, багровая, как свекла.