Хождение за три неба
Шрифт:
Второй присел на корточки возле крыльца на веранду. Он курил и то и дело сплёвывал на землю. Они тихо разговаривали о чём-то своём, о девичьем. Третий охранник маялся бездельем на втором этаже. Я чётко видел его силуэт за выгоревшей зелёной противомоскитной сеткой на окне. Он прислушивался к разговору и пытался подавать реплики. Мужик, занявший кресло-качалку, отшивал его благодушным матерком. Просто идиллия!
До целей было метров пятнадцать. На таком расстоянии я мог положить пульки одну в другую.
Майора Амбарцумова нигде не было видно, и это
Тут, неожиданно, бандит в кресле перестал качаться и что-то резко сказал. Тень в окне исчезла, бандит у крыльца вскочил и спрятался за дальним углом дома.
— Шарик, что там? Дай картинку и звук!
Шарик дал картинку. По пыльной и узкой улочке, вихляясь и визжа разбитыми колёсиками, катила тележка. Тащил её, естественно, дед. Он бросал взгляды из-под обвисших полей шляпы, как бы приглядываясь и оценивая дачные участки. Срип тележки потихоньку уходил вдаль, дед ушёл в конец улочки и исчез.
— Что там? — спросил старший охраны.
— Да ерунда… бомж какой-то протащился. Приглядывает, падаль, какую дачу обнести! — коротко хохотнул другой.
— Эй, ты, часовой! Смотри там, сверху! — скомандовал старшой и вновь принялся раскачиваться.
А ещё минут через пятнадцать скрип послышался снова. Теперь за моей спиной. Дед подкрадывался к даче сзади. Бандит тихо свистнул, и исчез с напарником на затенённой веранде.
Дед проскрипел своей тачанкой до двора, стукнул пару раз в доски забора, а потом одна из досок противно скрипнула ржавыми гвоздями, отодвинулась и во двор проникла замечательная зелёная касторовая шляпа.
Два быстрых, мышиных взгляда из-под шляпы, и дед тихо, на руках, затащил свою тележку на дачный участок.
— Шарик, запись изображения! — прошептал я и перехватил винтовку поудобнее. В окне второго этажа виднелась обрезанная тень головы часового. Других злодеев видно не было.
В это время дед быстро метался по двору. Он покопался в груде ржавых железок, выбрал и оттащил к тележке два крана для труб, ещё что-то. Открыл сараюшку и скрылся в ней. Вышел с каким-то полупустым мешком и тоже пристроил его на тележку. А вот когда он решил приватизировать неплохой мангал, терпение у охранников закончилось. Прыская от смеха, два бойца чёртиками выскочили из двери веранды и схватили деда за шиворот.
— Та-а-к, вот, значит, кто у нас телевизор попёр? — угрожающим тоном начал старшой. — Ну, дедка, попал ты на бабки! Как расплачиваться будешь, сволочь старая, а? Или прикопать тут тебя на огороде, крыса сортирная?
Дед, слабо вереща и поджав ноги, крутился в стальном захвате. Второго охранника неслабо пробило на смех.
— И носки… а-ха-хах… носки с трусами… он и снял с верёвки! Снимай штаны… а-ха-хах, штаны, говорю, снимай, ты, ворюга! Сичас следственный эксперимент делать будем!
Майор так и не появлялся… А вот
И тут… Тут и выскочил чёрт из преисподней.
Из-за угла мелькнула расплывающаяся тень, что-то еле слышно звякнуло, и дед завалился на спину. Он ещё скрёб ногами, но майора Амбарцумова дед больше не интересовал. Он искал меня.
Пригнувшись в незнакомой мне стойке, майор смещался из стороны в сторону, бросая мгновенные взгляды вокруг. В правой руке он держал какое-то оружие. Короткую трубку или брусок. Тут дед громко вздохнул и попытался привстать. Майор мигом обернулся и встал под мой выстрел. Пулька ударила его прямо в кисть правой руки. Руки, в которой он держал своё оружие. От боли он вскрикнул и мотнул ею. Брусок выпал. Майор выпрямился, хотел сделать шаг к деду, но не сумел. На половине движения он потерял контроль над телом и грузно грохнулся на землю. Прямо мордой в траву.
— Шарик! Прикрыть деда!
Шарик мгновенно метнулся вперёд, а я выскочил из него. Дед ещё был жив. Правой рукой он держался за левую ключицу. Я затащил его в шар и, приговаривая: «Сейчас, дед, сейчас…», отвёл руку и распахнул вонючий пиджак. На грязной рубашке расплывалось пятно крови. Из центра пятна торчал хвостик металлической стрелки. Она ушла в тело деда почти целиком. Я начал рвать клапан кармана. Там у меня, по охотничьей привычке, был пакетик с бинтом.
— Погоди, Афоня… Не суетись… Живой я пока. Старого пса одной иголкой не убьёшь. Да и попала она, гляди — нет тут ничего страшного… Лёгкое ниже… Крови на губах нет? Ну, я же говорю… Я потерплю пока, Афоня. Ты бинт-то распуши и давай сюда. Прижму к ранке. А тебе всё тут зачистить надо. Справишься? — И дед строго посмотрел мне в глаза.
Я молча кивнул. Меня трясло от страха за его жизнь, трясло от гнева, от пережитого испуга.
— Эти двое готовы… Их в тенёк… Смотри, чтобы кровь… Третьего добей. А майора пока затащи на веранду. Мать проверишь потом. С ней ничего не будет… Давай, действуй! — Дед скрипнул зубами и отвалился на спину. Ему было очень больно. Лицо посерело, на нём выступили бисеринки пота.
Первым делом я осмотрелся вокруг. Наше побоище не привлекло ничьего внимания. Стояла тишина, было жарко, гудели насекомые. Я присел к трупам. Бандиты лежали вниз лицом. У каждого, на уровне печени, медленно расплывались пятна крови. Что-то привлекло моё внимание. Я осторожно, двумя пальцами, поднял с земли нож. Да нож ли это? Острое треугольное лезвие, похожее на наконечник копья, длиной сантиметров семь-восемь. Лезвие сидело на «Т»-образной ручке, обтянутой резиной. Если это и нож, то какой-то тычковый. Я ухватил его поудобнее. Лезвие вышло между средним и безымянным пальцами руки, рукоятка удобно лежала в сжатом кулаке. Я качнул головой и убрал нож в карман.