Хождение за три неба
Шрифт:
Я поднял стреломет майора и вдавил кнопку. Лязгнула пружина, Слизень взвизгнул и судорожно дёрнул вверх руку с оружием. А я толкнул майора Амбарцумова в объятья своему начальнику и тут же упал на пол. В подвале резко, давя на уши, загрохотали выстрелы. Запахло порохом, на полу звенели и прыгали отработанные гильзы. На спине майора камуфляж пошёл клочьями. Чтобы удары пуль не бросили его на спину, я привстал и выстрелил Слизню в лицо. Стрелка вошла прямо в левый глаз.
Вот так всё и закончилось. Всё очень просто. Честный служака майор Амбарцумов не выдержал давления своего шефа и отказался выполнять
Хотя — нет! У меня оставалось ещё одно дело. Нужно было убрать след от пульки, пробившей верную руку порученца.
Слизень всё ещё скрёб ногами по бетону пола, когда я подтащил майора к нему поближе и навалил его на тело начальника. Он тянется к горлу ненавистного генерала-предателя. А генерал стреляет ему прямо в лицо. Верю! Это достойный конец эпической битвы.
Не опасаясь стереть пороховой нагар с руки Слизня, стрелял-то он несколько раз, я приложил дуло пистолета к ранке на руке майора и выстрелил через руку ему в лицо. Майор мотнул головой и обмяк…
Когда я уже залез в шар, в полосе света на ступеньках лестницы показались домашние тапочки и подол длинного халата. В этот миг Слизень в последний раз дёрнул ногой. На лестнице раздался долгий, дикий женский визг.
Впрочем, меня он абсолютно не потряс. Я становился другим. А сейчас мне нужно лететь за мамой.
Глава 18
Первым делом я перенёс маму домой. Кошка уже выспалась и ушла. У мамы подрагивали веки. Было видно, что спать ей осталось недолго. Я уложил её на постель и прикрыл лёгким пледом. Потом написал и поставил на видное место записку: «Мама! Всё в порядке. Всё закончилось хорошо, никакой угрозы больше нет. Я скоро буду. Никому не звони, ни с кем не разговаривай о случившимся. Вернусь — всё объясню. У папы всё O'K. Афоня».
Сидеть на месте я не мог. Скопившееся напряжение требовало разрядки. Хотелось сейчас же, немедленно, куда-то бежать и что-то делать. Чтобы заставить себя успокоиться, я прошёл на кухню и сварил себе кофе. Пока джезва закипала бурой пеной над голубым огнём, пока я отсчитал положенные секунды, пока чуть-чуть поперчил кофе, бросил в него коричневого тростникового сахара — нервы и отпустило… Стало полегче, перестали дрожать руки. По кухне поплыл такой домашний, такой успокаивающий кофейный аромат. Я глотнул густой, обжигающий напиток и закурил.
Теперь надо лететь к деду. Нет… рано… Дед ещё наверняка лежит в медблоке. Всё равно — нужно лететь. Я себе не прощу, если что-нибудь случится. Хоть с Ломом переговорю.
На терминале Базы меня ждал попугай. Лома не было. Попугай молча, без своих дурацких воплей, поднялся и полетел в сторону медблока. Я пошёл за ним. Там я и нашёл старшего помощника. Он суетился около здоровенного устройства, которое я так пренебрежительно называл «кастрюлей». Я всегда боялся медицины и всяких медицинских приборов и устройств. Особенный страх вызывало у меня стоматологическое кресло… Бр-р-р! Видимо, свои детские страхи я гасил таким вот отношением к медтехнике. Кастрюля оживлённо гудела и весело мигала красными, жёлтыми и зелёными огоньками.
— Второй
— А ты как думаешь? — окрысился я. — Дед ведь…
— Ничего с ним не будет! Жив и здоров будет твой дед! Вон, на салфетке стрелка лежит, если хочешь — посмотри.
Я безразлично взглянул на стрелку. Что я в ней не видел? Стрелка как стрелка…
— Что можешь сказать, Лом?
— Ну, что я могу сказать? Лечение идёт, полным ходом. Говорю же тебе — только успеваю новые картриджи ставить. Информацию пока диагност гонит положительную, а что он там делает, я не знаю… Лечит, вот и всё! И знаешь, Афанасий, это меня радует! Если кибер что-то нашёл, определил отклонения от нормы и активно на них воздействует, значит, всё будет хорошо! А ты давай, лети отсюда. Не до тебя сейчас. Займись своими делами, что ли…
Лом прав. Нечего мне тут пока делать. А дела ещё есть. Нужно доложить старикам. И я полетел к Петровичу.
Свет горел у него на кухне. Я подвёл Шарик поближе. Может, гости у него? Да и не древняя развалина Петрович. Может и дама забежать… А тут я — верхом на ядре. Конфуз получиться может. Подглядывать в окна тоже как-то не хорошо, но сейчас это меньшее зло.
Однако никаких гостей не было. Петрович, что-то напевая себе под нос, увлечённо мешал деревянной лопаткой исходящие паром в большой и глубокой сковородке харчи. Кок, понимаешь… Я подвёл шар вплотную и постучал в стекло. Петрович сразу прекратил свою оперную партию, подошёл к окну, посмотрел туда-сюда, потом вздохнул и начал убирать с подоконника разбросанные книги и газеты, пепельницу, сигареты и спички. Потом он распахнул окно и сказал: «Ну, залетай уж… привидение с мотором». Но я высадился в зале. Шарик я оставил мерцать на месте посадки, а сам прошёл на кухню.
— Привет, Петрович! Что готовишь? — Даже не дождавшись ответа, я продолжил. — Снимай фартук, кок. Выключай плиту. К Косте лететь надо.
— Случилось что, Афанасий? — сразу насторожился Петрович.
— Случилось, случилось… Слизня я грохнул… вместе с его порученцем…
— Ох, ты ж… — и Петрович просто и незатейливо закончил свою мысль. — Ты что творишь, капитан? Действующего генерала…
— Твой действующий генерал приказал захватить мою мать в заложники, вытащить меня в Город, усыпить и доставить в Москву. Не знаешь, зачем? И как он беседовать со мной мыслил? Вот и я не знаю… И не узнаю теперь, пожалуй. А когда мы с дедом мать отбивали, майор Амбарцумов чуть деда не убил… Ранен он. Собирайся! Надо Косте всё рассказать.
Перед тем как высадиться в подвале Костиного дома, я провёл шар над коттеджем Слизня. Во дворе стояли и мигали сине-красным светом несколько машин, кучковались и курили люди. Быстро они… Хотя — что иного-то ждать? Жена ведь сразу всё обнаружила.
Кости дома не было. Нас встретил только Кошак, который узнал меня, потёрся по ногам, а потом запрыгнул ко мне на колени и заурчал. Так нам и пришлось просидеть на тёмной кухне почти час. Потом пришёл хозяин, включил свет и, не удивившись гостям, тяжело посмотрел на меня.