Хожение за три моря Афанасия Никитина (другой перевод и текстологическая обработка)

Никитин Афанасий

как не читал он, вероятнее всего, предисловия Ибн-ал-Мукаффы к «Калил е и Димне», где также содержалось рассуждение о невозможности установления того, какая вера истинная. ⁴⁷Но рассуждения такого рода постоянно возникали в среде метэков, — в частности, среди «гарипов», живших под мусульманской властью. Почву для них давало и само мусульманство, возникшее как третья монотеистическая религия и воспринявшее значительную часть учений двух предшествующих. В Коране отдавалось должное и Ветхому, и Новому Завету, признавался авторитет ветхозаветных пророков и Иисуса, сына Марии, и говорилось, что «Мессия, Иса, сын Мариам» — «слово» Аллаха и «дух его», что Аллах подкрепил его «духом святым». Поэтому и мусульманская молитва со словами «Иса рух оало» (Иисус дух божий), которой заканчивается «Хо- жение за три моря» (Л,л. 458 об.), не казалась Никитину недопустимой для христианина. Поэтому он вполне искренне

выражал свои убеждения, когда заявлял в уже процитированном нами тексте: «А правую веру бог ведает. А правая вера — бога единаго знати, и имя его призывать во всяком месте чисте чисто» (Л,л. 456). ⁴⁸Русский «гарип» приходил, таким образом, к своеобразному синкретическому монотеизму, признавая критерием «правой веры» только единобожие и моральную чистоту.

Но решение это не могло быть принято ни одной из двух «вер», между которыми приходилось выбирать Никитину. Ислам чтил библейских пророков и Иисуса (не признавая его все же Богом-Сыном), однако последнимпророком он считал все же Магомета, и истиной в последней инстанции — магометанство. Такой же истиной в последней инстанции почитало себя и православие — и вовсе не всякий человек, признающий единого бога и соблюдавший моральную чистоту, признавался носителем «правой веры». Напротив, все не-православные и уже во всяком случае все нехристиане именовались «погаными», т. е. язычниками.

Компромиссное решение, найденное Никитиным, не освобождало его от положения «гарипа» в «Гундустане», не сулило оно ему ничего хорошего и на родине. Мировоззрение автора «Хожения за три моря» и вообще оказывалось весьма далеким от той системы воззрений, которая становилась господствующей в объединенном московскими великими князьями Русском государстве. О неортодоксальности воззрений Афанасия Никитина свидетельствует и одно из наиболее известных мест «Хожения»,— то, где высказывается его любовь к Русской земле. Сравнивая между собой разные области — Севастию (греческое поселение в Малой Азии), Гурзыньскую (Грузию), Турскую, Волосскую (Молдавскую), Подольскую (украинская область Польско-Литовского государства) земли. Никитин записал далее «А Русь...» и перешел на тюркско-персидский язык: «... Бог да сохранит! Боже, храни ее! На этом свете нет страны,

ческой мысли (Исторические традиции идеи равенства народов и вер). Статья вторая. — Вестник истории мировой культуры, вып. 2, март—апрель 1958, с. 45—46.

⁴⁷Калила и Димна: Пер. И. Ю. Крачковского и И. П. Кузьмина / Под рец. И. Ю. Крачковского. 2- изд. М., 1957, с. 52—55.

⁴⁸Ср. Комментарии, прим. 198 и 237.

подобной ей. Но почему князья Русской земли не живут друг с другом как братья? Пусть устроится Русская земля, а то мало в ней справедливости. Боже, боже, боже, боже!» («Z7, л. 453об.—454). ⁴⁹

Почему автор перешел на иноземную речь? Л. С. Баранов объяснил такую предосторожность тем, что Никитин здесь выразил любовь к «Русской земле в целом и боялся быть обвиненным в измене как подданный тверского князя». ⁵⁰Это объяснение совершенно неубедительно: из этого факта, что Москва стала со второй половины XV в. центром единого Русского государства, Л. С. Баранов сделал поспешный вывод, что любовь к «Русской земле в целом» была чужда всем остальным русским князьям и они считали идею единства Русской земли «изменой». В Твери, как и в других русских землях, переписывались и распространялись древние киевские и владимирские памятники, прославлявшие Русскую землю, и тверские князья не только не запрещали таких прославлений, но и сами, начиная с XIV века, претендовали на роль объединителей Руси. Во второй четверти XV века, когда два сильнейших государства Восточной Европы — Московское великое княжество и Литовское государство — переживали тяжелые междоусобные войны, тверской великий князь Борис Александрович стал одним из сильнейших князей Руси. Он помог Василию Темному, свергнутому и ослепленному московскому князю, вернуть утраченный престол. Придворный писатель Фома, написавший «Похвальное слово» Борису Александровичу, именовал его «новым Ярославом» (имея в виду киевского князя Ярослава Мудрого), «самодержавным государем», «царем». Именно в Твери, по всей видимости, возникла первоначальная версия: сказаний о Мономаховом венце, где рассказывалось, что владимирские, а вслед за ними и тверские князья происходят от «Августа кесаря». ⁵¹Общерусский летописный свод, сложившийся на Руси в середине XV века (так называемый «свод 1448 г.»), резко осуждал отсутствие «братских» отношений между русскими князьями (житие Бориса и Глеба, рассказ о столкновении братьев князей под Липицей в 1216 г., роль Юрия Даниловича в убийстве его «брата» тверского князя Михаила и т. д.); призывая их к единству в борьбе с Ордой, он вместе с тем признавал местные вольности (особенно новогородские) в единой Руси. ⁵²

Опасным

для Никитина при возвращении на Русь оказывалось не выражение любви к Русской земле в целом, а заявление, что «князья Русской земли не живут друг с другом как братья» и что на Руси «мало справедливости». В какой степени воззрения автора «Хожения за три моря» были связаны с русской общественной мыслью его времени? Ни

⁴⁹О переводе этого места см. Комментарии, прим. 178.

⁵⁰Б а р а н о в Л. С. Афанасий Никитин — первый русский путешественник в Индию, с. 74—75.

⁶¹ПЛДР, вып. 5, с. 270, 274, 276, 278, 280, 284. Ср.: Дмитриева Р. П. Сказа

ние о князьях Владимирских. М.; Л., 1955, с. 166—167; ср.: Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV—начала XVI в. М.; Л., 1960, с. 387—388. , _ллл

⁶²Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV—XV вв., с. 110—111.

китин мог знать «Похвальное слово» инока Фомы и «свод 1448 г.». Панегирическое Похвальное слово Фомы едва ли оказало на него влияние — там не было вообще никакой критики русской действительности XV века, но «свод 1448 г.» с осуждением столкновений мейщу «братьями»-князь- ями, возможно, отразился на данной Никитиным характеристике «Русской земли», где князья — «не живут друг с другом как братья». Однако наибольшего внимания заслуживает уже отмечавшееся в научной литературе совпадение между взглядами Никитина и воззрениями людей, выступавших после него — представителей новгородско-московской ереси конца XV в. (так наз. «ереси жидовствующих»). ⁵³Особенно решительно подчеркивал близость Никитина к еретикам А. И. Клибанов. Считая, что еретическое движение существовало не только в Новгороде и Москве, но и в Твери, А. И. Клибанов предполагает, что идеологические споры, связанные с этим движением, повлияли на Афанасия Никитина. Никитин, по мнению А. И. Клибанова, был последовательным противником учения о троичности бога; именно поэтому он в своей заключительной молитве употреблял определение «Иисус — дух божий» — «не сын божий, а дух божий». Не доверял А. И. Клибанов, как впоследствии и Г. Ленхофф, искренности утверждений Никитина о невозможности соблюдения им христианских праздников из-за потери «книг»: «Сокрушения Афанасия Никитина по поводу несоблюдения церковных праздников, неоднократно высказываемые им в своем сочинении, имеют смысл иронии». ⁵⁴

Предположение о связи Никитина с тверскими еретиками вызывает сомнения уже потому, что прямых данных о еретическом движении в Твери XV века у нас нет — единственным свидетельством такого движения можно было бы считать послание Иосифа Волоцкого против еретиков, отвергающих иконное изображение Троицы, адресованное архимандриту тверского Отроча монастыря Вассиану. ^{55 *}Что же касается за-

⁶³Л у р ь Я. С. Афанасий Никитин и русская общественная мысль XV в. — В кн.: Хожение за три моря. 2-е изд„ с. 136—138; Клибанов А. И.: 1) У истоков русской гуманистической мысли, с. 52—60; 2) Свободомыслие в Твери в XIV— XV вв. — Вопросы истории религии и атеизма, вып. VI. М., 1958, с. 251—260; 3) Реформационные движения в России в XIV—первой половине XVI вв. М., 1960, с. 183—185, 371—379.

⁵⁴Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV—первой половине XVI вв., с. 185; ср.: Клибанов А. И. Свободомыслие в Твери в XIV— XV вв., с. 256.

⁶⁵Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV—первой половине XVI вв., с. 181—182. А. И. Клибанов уделял много внимания также выступлениям тверских идеологов XIV в., в частности епископа Феодора — адресата «Послания Василия Новгородского Феодору Тверскому о земном рае» (ср.: ПЛДР, вып. 4, с. 42—49). А. И. Клибанов полагал, что Феодор, сомневавшийся в существовании рая на земле, исходил из рационалистических взглядов византийского предшественника гуманистов Варлаама, а его противник защищал более ортодоксальную доктрину исихастов (там же, с. 140—146). Однако на основании относительно позднего текста «Послания Василия» (Софийская I летопись XV в.) трудно составить представление о взглядах его оппонента Феодора. А. Д. Седельников, первоначально склонявшийся к сближению взглядов Василия со взглядами исихастов (Sedelnikov А. Vasilij Kalika: Thistoire de la legende. Revue des etudes

slaves, t. VII, f. 1—2, Paris, 1927, p. 231, n. 2), пришел затем к выводу, что именно

явления Никитина, что он потерял счет церковным праздникам из-за отсутствия «книг» (пасхалии), то мы уже отмечали, что нет оснований отвергать это заявление. Нет у нас основания и для того, чтобы видеть в словах арабской молитвы, помещенной в конце «Хожения», отражение сознательного еретического творчества Никитина. Скорее перед нами — порождение своеобразного синкретизма Никитина, признавшего «правой верой» любой монотеизм, лишь бы он сочетался с духовной чистотой.