Хозяин берега
Шрифт:
— В море? — удивился он.
— На этот счёт есть инструкции? Акиф подумал.
— Наверное, мы должны выполнять указания водной прокуратуры… Я доложу капитану.
Я хотел расплатиться, но буфетчик отказался получить деньги. На его месте и я тоже никогда не взял бы денег с гостя старпома.
Мы вернулись на несколько минут в кают-компанию, прошли в красный уголок для командного состава. Здесь всё было по-прежнему. Я сел в то же кресло под фотографией непримечательной женщины — крёстной
— Что от меня требуется? — спросил Акиф.
— Билеты. Каюта.
Он тут же вышел, а я как-то беспечно и сразу задремал, успев услышать своё то ли чересчур громкое дыхание, то ли приглушённый храп.
Проснулся я мгновенно. Акиф протягивал мне билеты и ключ с биркой, как в гостинице.
— Спасибо. — Я отдал деньги. За время короткого, глубокого сна мышцы у меня на лице словно одеревенели и во рту пересохло.
Мы договорились, какими ракетами судно, которое доставит на паром оперативную группу, объявит о себе.
— Если мы не появимся, ты тоже не удивляйся, — предупредил я. Успехов!
— Тебе тоже.
У трапа мы простились.
Смеркалось. На пристани уже собирались пассажиры. Тяжёлые многотонные грузовики и юркие легковушки, словно по конвейеру, вползали в огромное чрево парома.
Я заехал к капитану Мише Русакову — он одобрил мой план и сразу же принялся за его техническое обеспечение.
Мнением шефа лодок я мог не интересоваться — Баларгимов высказал его достаточно ясно.
— Значит, напротив второй скалы, — уточнил Миша.
— Да. Не забудь о кассетах.
— Я понял.
«Нива» стояла неподалёку, рядом с детским парком. Я садился в машину, когда в кустах раздался осторожный шорох.
— Кто здесь? — Я резко раздвинул кусты.
На уровне груди я увидел старую армейскую фуражку, грубо вылепленный нос, тяжёлую даже для большой головы массивную нижнюю челюсть. В лицо мне смотрели чёрные, жалостливые глаза.
Я узнал старика прокажённого
— Керим? Что вы здесь делаете?
— Ждал вас.
— Меня?!
— Да. Я приехал, когда стемнело. Сорок лет, как я не был здесь.
— Как вы меня разыскали?
Прокажённый вздохнул.
Он таращился на изменившиеся за сорок лет улицы, примыкавшие к причалу. Всё вызывало в нём интерес. Дом культуры, киоск, угрюмый дом, опоясанный фанерным щитом с аршинными буквами: «Восточнокаспийчане! Крепите мир трудом!»
— Добрые люди подсказали… Но я не хочу, чтобы нас вместе видели.
Детский парк был пуст. Из усилителя, на невысоком колесе обозрения, разносилась песня Владимира Высоцкого: «…Но был один — который не стрелял!»
— Садитесь в машину. — Я взглянул на часы. Времени у меня оставалось совсем немного.
В
— Алеутдинов… — Прокажённый легко опознал браконьеров на фотографиях. — Афанасий… Алеутдинов утоп в шторм. Перевернулся у самой калады.
— В шторм тоже проверяют калады? — спросил я.
— В пять и шесть баллов. А если больше — только дурак пойдёт! В большую волну калада амортизирует — не снимешь рыбу!..
Он отошёл от витрины, сравнительно легко взобрался в «Ниву» на заднее сиденье.
— Калада постоянно в море, — объяснил он. — На мёртвом якоре. Зимой ставят далеко. Добираются примерно часа за два. А летом ближе, потому что рыбы больше.
— Часто их проверяют?
— Зимой обычно раз. С утра…
Что заставило старика прокажённого быть откровенным со мной? Потому что видел, как я отпустил Касумова?
— …А летом три раза. Летом рыба быстрее портится. Работа тяжёлая. Не успел вернуться — опять надо идти! А пока в море — головы да хвосты отсечь! А то и туши рассечь! — Старик вздохнул.
— А сколько рыбы можно привезти за раз?
Он подтвердил то, что я уже слышал от Вахидова:
— И семьсот, и восемьсот килограммов. Как когда!
— А много в Восточнокаспийске таких лодок? Это мой последний вопрос… Старик помолчал.
— Думаю, не меньше двадцати… Может, тридцать.
Я не представлял раньше гигантский размах браконьерского лова. Счёт шёл на десятки тонн выловленных ежедневно осетровых! И это при наличии контролирующего аппарата рыбнадзора, милиции!
— …Не спрашивайте меня, пожалуйста. Мне нельзя врать… — Глаза его стали жалобными, словно он сейчас расплачется.
— Вы искали меня, чтобы мне что-то сказать… — напомнил я.
— Да…
Несколько секунд мы посидели молча. Потом прокажённый сказал:
— Мазут не убивал Серёжу… Я приехал в город впервые за сорок лет, чтобы об этом заявить. Мазут дружил с ним. А в ту ночь Мазута вообще не было. Он ездил в колонию, к своему приятелю.
— Точно?
— Да.
— Почему же Касумов не сказал, что он там был? Установили бы его алиби!
— Его приятель сидит! — Старик достал платок, громко высморкался. Колония особого режима. Свиданий нет.
— Свиданий нет, но свидания есть…