Хозяин тайги
Шрифт:
– А что мне сказать?
– Совсем нечего?
– Неа.
Гром поджал губы и тяжело выдохнул, потому что на душе было настолько погано и мерзко, что не было таких слов, чтобы это можно было хоть как-то передать.
Всё было не так.
Всё его раздражало.
Даже тишина, которая стояла в лесу!
Хотелось снести пару деревьев с разбега, чтобы из головы вылетела вся дурь и все мысли, которые не давали ему покоя и сводили с ума.
А еще лучше было бы с кем-нибудь подраться.
С
До деревни оставалась пара десятков километров, когда Гром отчетливо уловил эмоции той самой девушки, с которой Буран быстро и без проблем договорился о встрече.
Это было желание.
Вернее, не так.
Это была черная удушливая похоть, которую можно испытывать только тогда, когда тебе есть с кем сравнивать. Девушка ждала мужика, от которого у нее перехватывало дух уже прямо сейчас, даже если Грома не было рядом.
И медведь сморщился, ощутив волну отвращения.
Твою ж медвежью душу!
Как он раньше-то мог с кем-то спать, когда ощущал то же самое?
А ответ был очень простым – тогда не было Гульки.
Не было ее распахнутых ясных глаз, в которых он видел восторг и робость.
Не было ее чистоты и этой хрустальной наивности, от которых все внутри него сжималось в комок из нежности и жара.
Аромат ее тела, вкус ее кожи были раем для него. И сравнивать их с кем-то еще казалось не только полным бредом, но и предательством, жить с которым он не сможет.
Гром одно не понимал - как он сможет быть с девушкой и при этом не сделать ей больно? С его-то силой и этими чертовыми размерами! Во всех мать-перемать местах!
Мужчина не заметил за собой, что он перестал идти и встал, словно вкопанный, посреди какой-то поляны, а Буран с понятливой многозначительной улыбкой остановился за его могучей спиной.
Гром помолчал, а потом глухо выдохнул:
– Ты знаешь эту девушку, к которой мы идем?
– Знаю.
– Сам с ней спал?
Буран пожал плечами:
– Было пару раз. Поэтому ей и позвонил, что раз она со мной смогла спать, то и с тобой сможет. Крепкая девушка и боли не боится, если что пойдет не так.
Гром снова поморщился и во рту стало мерзко от мысли о том, что ему надо будет касаться какую-то девушку. Не его нежную хрупкую Гульку.
– И эта девушка так легко согласилась спать со мной?
– Ну да. Она тебя видела когда-то, поэтому сразу и согласилась.
Разве так можно?
Разве так должны себя вести девушки?
Грома всего передернуло от отвращения, и Буран снова украдкой улыбнулся, чуть прищурив глаза - все шло очень даже по плану.
Еще
Ничего он ей не сделает плохого.
Ничего и никогда.
Он скорее руку себе отгрызет, чем позволит причинить Гульке боль даже случайно.
Но и Грома он тоже понимал – с медвежьей силой в человеческом мире всегда было особенно тяжело.
С ней нужно было совладать и не дать людям усомниться в том, что сами они людьми не были.
Чем чище кровь берсерка – тем этой силы больше.
А чем больше силы, тем меньше была связь со всем человеческим.
Гром был чистокровным берсерком.
И не просто чистокровным, а королевской крови – самой сильной в их мире.
Сильнее королей были только Палачи, в чьих жилах текла особая магия, а потому они считались почти божествами.
Поэтому опасения своего друга Буран конечно же понимал.
Люди в принципе для берсерков были очень хрупкими. Тут можно было сжать руками от переизбытка эмоций слишком сильно, чтобы сломать случайно позвоночник. А уж с такой нежной девочкой, как Гулька, было совсем тяжко.
И без нее Гром уже не сможет – Буран это тоже знал.
– Если проблема в том, что я тоже спал с этой девушкой, то дай мне пару минут, и я найду другую, - дернул бровью Буран, и сразу же полез рукой в карман штанов, чтобы достать телефон, но Гром остановил его, молча покачав головой, - Ладно. Значит, к этой идем?
Не идем.
Это читалось в каждом вздохе Грома, в том, как он косился тяжело и недовольно в сторону деревни, где его уже очень-очень ждали. Поэтому Бурану хотелось от души рассмеяться, хлопнуть друга по плечу и дать пинок под зад, чтобы он уже наконец-то бежал к своей девчонке. Но мужчина сдерживался, и давал шанс Грому все сделать самому.
– Или что-то не так, дружище?
– Всё не так!
– пробурчал Гром недовольно и по его телу пронеслись колючие мурашки, впиваясь в кожу, потому что он до самого нутра ощутил, что на другом конце леса в эту самую минуту снова заплакала Гулька.
Из-за него заплакала!
И эти соленые капельки, аромат которых он ощущал даже за много километров от себя, стали той самой последней каплей, которая вывернула всю медвежью душу наизнанку.
Ну ведь не здесь он сейчас должен быть!
А там, с ней!
Обнимать ее, утешать, вытирать мокрые белые щеки, целовать ее длинные влажные ресницы, чтобы ее сердечко не билось так потерянно и горько.
Больше сдерживать улыбку Буран не смог.
От души хлопнул друга по мощному плечу и кивнул ему в темную чащу леса, откуда они только что пришли: