Хозяин видений
Шрифт:
Впрочем, я не смогла, да оно и к лучшему.
Пол оказался прохладным и гладким. Я уселась по-турецки и подняла взгляд на Филиппа. Он деловито раскрыл старинную книгу и положил на тумбочку у кровати. Задернул шторы и зажег свечи.
— Пей, — скомандовал, протягивая мне стакан.
— Что это? Отвар из магических трав?
— Виски. Нужно притупить твое сознание, а алкоголь для этого — самое оно. Нам повезло, что я тогда взял кен Тана — он станет проводником. Только постарайся поскорее, не уверен, что смогу долго…
Я поморщилась, но
Филипп заговорил — монотонно и усыпляюще. И я вспомнила, что истощена. Сон накатывал волнами, изредка выкидывая на берег реальности, но все больше затягивая на глубину. И я плыла, расслабленная, спокойная. Расслаблялась все больше и больше, пока меня не окутала темнота — теплая и уютная.
А потом я открыла глаза.
На мне все то же платье — красное, с глубоким вырезом — и сапоги. А вокруг, куда только хватает взгляда — снежное лесное царство. Мягкие, ватные сугробы, раскидистые еловые ветки, заботливо укрытые снежными шапками.
Холодно. Настолько холодно, что сводит конечности, а кожа покрывается тройным слоем мурашек.
Лес молчит. Колет морозом, дышит и смотрит недружелюбно, отчего хочется бежать и спрятаться. Но я стою, примороженная к месту и мысленно матерю бывшего жреца атли. Проводник, говоришь. И куда он меня провел, черт возьми?!
Когда я собиралась навестить Тана в мире искупления, думала, что он будет, как в прошлый раз сидеть в кресле-каталке и слушать Моцарта. Представила себя приятный аромат спелых яблок и солнечный свет, пробивающийся через неплотно задернутые шторы в огромном зале. И уж никак не ожидала, что попаду в зимний лес.
— Черт! — вырывается у меня. — И что теперь?
Лес шумит, с елей опадает снег и ложится на холодные подушки сугробов. Больше никаких звуков — кроме стука моих же зубов. Так холодно, что кажется, я сейчас умру.
Обнимаю себя руками, оступаюсь и путаюсь в липком сугробе. Нужно идти, иначе замерзну насмерть.
Тут же замираю, потому что на меня смотрят глаза. Два янтарных глаза с вертикальными зрачками. Голова кружится, на языке — металлический вкус страха.
Зверь скалится и угрожающе рычит.
Волк. Это чертов волк!
Так, спокойно. Это ведь не по-настоящему. Всего лишь мое подсознание. Вернее, не мое — Тана. Я тут не умру. Не умру ведь?
Зверь поднимает массивную шерстяную лапу и шагает ко мне. Скалится сильнее, и, клянусь, я могу пересчитать его зубы — мелкие, острые резцы и клыки — длинные, цвета слоновой кости, привыкшие рвать добычу.
«Это очень опасно», — говорил Эрик. Теперь понятно, почему. Наверное, все же можно умереть в чьем-то мире искупления. Уснуть и не проснуться там, где проводился темный ритуал.
Волк пригибается к земле, и в его намерениях уже нет никаких сомнений. Он голоден. Его стая — тоже. А я — отличный способ поживиться. Животное
Вспомнилась сказка о Красной Шапочке. «Почему у тебя такие большие зубы?»
— Филипп, — шепчу, не сводя взгляда с желтых глаз волка. — Вытаскивай меня!
Словно он может меня услышать.
В этот момент с соседних елок сыпется снег, и на полянку, прямиком между мной и волком выходит человек в меховой накидке. Издает нечленораздельный клич и рычит. Зверь все еще скалится, но отступает. Человек в накидке делает еще шаг и снова рычит. И, к моему удивлению, волк поджимает хвост, пятится и скрывается в чаще.
— Тан! — окликаю я, и он поворачивается. Небритый, одичалый. Борода, спутавшиеся волосы, обветренная кожа. Настоящий дикарь. Понимаю, что почти окоченела, зубы снова начинают зверски стучать, а сама я — трястись от холода.
Колдун смотрит на меня странно, оценивающе, и, к своему ужасу, я не вижу в черных глазах узнавания. Ни намека на человеческое. Там такая же дикость, какая была у волка.
— Это я — Полина. Ты узнаешь меня?
Он подозрительно щурится, словно не может поверить в то, что я сказала.
— Настоящая? Или снова глюк? — спрашивает хрипло и делает шаг ко мне.
— Сложно судить, — дрожу я еще сильнее и растираю голые плечи. — Но судя по тому, как околела, вроде настоящая.
— В прошлый раз ты тоже так говорила, — сокрушается Тан. — И в позапрошлый…
— Не понимаю, о чем ты. У меня не так много времени — Филипп не сможет долго держать заклинание.
Неужели он сошел с ума? Совершенно сбрендил в своем мире искупления? Возможно, именно поэтому они так и называются. Находиться вечность наедине с собой не каждый выдержит.
— Мне нужно поговорить о колдуне, только если можно, где-нибудь в тепле.
Тан улыбается странно-загадочно и говорит:
— Тут можно все!
На плечи мне ложится мягкий лисий мех, и тут же становится теплее. Снег вокруг быстро тает, только не течет водой, как по весне, а просто исчезает. Испаряется невидимым призраком. Тан берет меня за руку и усаживает на густой мох, усыпанный еловыми колючками. Сам усаживается рядом, и я замечаю, что перестала мерзнуть. Ели нависают сверху, где-то вдалеке кричит филин. Наверное, это Тан ему приказал. Как и тому волку, что хотел меня съесть. Тан здесь сценарист и режиссер. И единственный зритель. Но не сегодня.
Нас окружает лес — загадочный и темный. Как и его хозяин.
— Тут все изменилось с прошлого раза, — говорю я первое, что пришло в голову. — В прошлый раз ты встречал меня радушнее.
Тан смотрит непонимающе, и я поясняю:
— Яблоки, Моцарт, кресло-каталка. Припоминаешь?
— Ты слишком часто здесь бываешь, чтобы я мог отличить тебя настоящую от выдуманной моим разумом, — сокрушается он. — Это правда ты?
— Правда, — киваю я. — Я здесь, чтобы узнать, как убить колдуна.