Хозяйка Айфорд-мэнор
Шрифт:
В ее положении выбирать не приходится…
Ребенок снова толкнулся, и Аделия приложила руку к чуть округлившемуся животу.
— Ничего, — сказала она, — мы все выдержим. Мы с тобой сильные! И все равно, что скажет отец.
Через час они с Брэди были в пути. Он правил повозкой, а она сидела подле него и вспоминала, как возвращалась из Манчестера в обозе Шермана… Как хорошо ей было тогда, несмотря ни что. У нее были деньги и надежда на лучшее, не то что теперь… И Коллум был рядом. Аделия вдруг поняла, что думает о нем больше, чем
Не то чтобы скучает — как можно?! — томится загадкой скорее: он так и не сумел рассказать, что выяснил у отца. А именно потому он, верно, и приезжал…
Повозку качнуло, и Брэди головой покачал:
— Простите, хозяйка, дорога скверная. Трясет нещадно…
— Все хорошо, за меня не волнуйся, — уверила его девушка.
Но слуга головой покачал:
— Вам бы карету да хоть одну знатную лошаденку, моя госпожа. Не дело это, в повозке, словно простая крестьянка-то разъезжать! Что люди подумают?
Аделия улыбнулась.
— Не все ли равно, что они там подумают? А карету мы купим… и лошадей, дай только время. Всё у нас будет не хуже, чем у других! Веришь?
Брэди замялся.
— Верю. — Но глаза все же отвел.
Не верил, поняла Аделия и про себя усмехнулась. Никто не верил в нее… Что ж, она так просто не сдастся и докажет еще, что все они ошибались!
С этими мыслями они и проехали Дайн, местную деревеньку в тридцать домов, после которой, едва ли в двух милях вдоль той же размытой дождями дороги, и находился дом ее детства — Дайн-хаус. Приземистый, серый, как будто согнувшийся под натиском жизненных бурь, он встретил Аделию щебетом детских голосов во дворе и вскриком старой служанки, узнавшей в неожиданной гостье дочку хозяев.
— Мисс Аделия!
Она бросила набитые соломою тюфяки, раскладываемые для просушки на солнцепеке, и бросилась в дом, известить госпожу о прибытии дочери.
Брэди помог Аделии спуститься с повозки и почувствовал ее напряжение: крепко сжатые в кулаки руки (верно, чтоб не дрожали), сведенные челюсти — все ее тело казалось застывшим, твердым как камень.
И ему стало жаль свою госпожу, эту хрупкую девочку с навалившимися на ее плечи проблемами… И не будь эти люди родней, он бы велел ей плюнуть на все: садиться в повозку и возвращаться домой. Ни к чему так себя изводить, особенно в тягости!
Справятся как-нибудь сами…
— Аделия, дочь моя. — Из дверей дома выплыла женщина со строгим лицом и неулыбающимися глазами, ее глухо закрытое платье темно-синего цвета казалось грозовой тучей посреди ясного весеннего дня. Она окинула девушку взглядом, задержалась чуть дольше на ее едва обозначившемся животе, подняла взгляд к лицу: — Ты в тягости, — констатировала она. — Значит, слухи не лгут. Какой срок?
— Шестой месяц.
Мелинда Лэмб вскинула брови, как бы решая в голове сложный ребус.
— Он от Шермана? — спросила неожиданно в лоб.
И Аделия, даже готовясь к чему-то такому, ощутила, как почва ушла у нее из-под ног,
Она так и не смогла решить для себя, какой ответ устроил бы родителей больше: отцовство Айфорда или Шермана? В любом случае, ни один из них не являлся отцом.
— Я… я не знаю, — отозвалась она, в тайне надеясь, что мать не станет допытываться. Хотя надежды было немного: от Мелинды Лэмб мало что укрывалось.
— Ты должна знать, — припечатала мать. — Женщина всегда знает.
Да, если делит постель с одним постоянным мужчиной, мысленно возмутилась Аделия, но сказать этого вслух не решилась.
— Я не знаю.
Мать поджала тонкие губы, тронутые кармином.
— Они оба изливались в тебя? — не отступалась от своего.
— Д-да.
— В ту же ночь?
Аделию замутило: должно быть, от острого чувства стыда, затопившего ее всю от макушки до кончиков пальцев.
— Д-да.
— Тогда только время рассудит, — вынесла вердикт ее мать. — Внешность ребенка скажет о многом. — И спросила: — Говорят, Шерман нахаживает к тебе, так ли это?
— Он только помог продать шерсть.
Губы Мелинды Лэмб поджались сильнее.
— Он думает, что ребенок его. Что ж, тебе это только на руку: Айфорд-мэнор по слухам нуждается в помощи.
И Аделия, возмущенная самой этой мыслью, воспользоваться кем-то в корыстных целях, воскликнула:
— Мама, он совсем так не думает!
— Так сделай, чтобы подумал. В конце концов, он сделал из тебя женщину! А от Шерманов не убудет.
К счастью или не к счастью (это как посмотреть), разговор был прерван отцом, появившимся из кабинета в сопровождении своего управляющего, тощего мужичонки с лисьими глазками. Мистер Фокс никогда ей не нравился: слишком часто его сальный взгляд заставлял ее покрываться мурашками.
— Явилась таки, — произнес отец вместо приветствия. — День чудес, не иначе. Мы уж думали, не сподобишься родную семью-то проведать, возгордилась, нос задрала… Баронессой себя посчитала.
Аделия отозвалась:
— Вы знаете, что это не так. Просто были дела…
— Дела! — насмешливо подхватил ее слово отец. — Вы поглядите, дела у нее. Слышали — знаем, — выплюнул он. — Мылом торгуешь, словно торговка какая, да юбки перед Шерманом задираешь. Кто отец? — он поглядел на ее живот.
И супруга ответила первой:
— Не знает она: оба были в ней в одну ночь.
— Пфф, — презрительно фыркнул мужчина. — Хотя бы семя Шермана оказалось сильнее. Айфорд, как мы теперь знаем, возложенных на него надежд не оправдал! — И так стрельнул на дочку глазами, словно это она была виновата в банкротстве Айфорда, и это не отец, ослепленный тщеславием, не проверил состояния его дел прежде вступления ее в брак.
Слишком сильно желал подняться над статусом джентри, так что поверил посулам о скором баронстве будущего зятя, поверил и не проверил всего самолично, как долженствует любому отцу.