Хозяйка колодца
Шрифт:
– Ненавижу… – Она хотела кричать, хотела биться головой о черные стены, рвать на себе волосы, не черные, как смоль, а отчего-то белые, но сил хватило лишь на то, чтобы встать на четвереньки. Ее предал тот, кого она любила больше жизни, ради которого готова была умереть…
Сначала был гул, набирающий силы, яростный, как рев горной реки. А потом из черного жерла трубы хлынула озерная вода, отрывая от пола, швыряя на каменные стены, ослепляя и оглушая. Цепь натянулась, не пуская к свету, на волю, железной пуповиной привязывая к этому подземному царству. Наталье
Последнее, что она видела, перед тем как вода накрыла ее с головой, была пурпурная атласная лента, в кольцах которой резвилась маленькая рыбка, ее верный проводник в мир мертвых…
…Темнота давила, полнилась голосами и шорохами, темнота сладко пахла кровью…
Ее мертвое, давно истлевшее тело лежало на дне темной пещеры. Седые волосы проросли в трещины на черном камне, ошейник и обрывок цепи были изъедены ржой. От некогда роскошного шелкового платья остались лохмотья. И только медальон в виде рыбы, казалось, стал еще краше, живее всего, что было здесь, в темноте. Медальон заставлял ее очнуться, посмотреть на свое бренное тело.
Ощущать себя бесплотной было странно. Не живая, не мертвая, не упокоенная, но мыслящая, полнящаяся воспоминаниями и злобой, жаждущая крови и отмщения, жаждущая хоть ненадолго восстать из-под земли…
Затхлый воздух завибрировал. В своде пещеры образовался проем, в который прямо на ее мертвое тело хлынули потоки воды. Запах крови сделался невыносимо сладким, невыносимо желанным. Вместе с ним пришла уверенность, что стены, эти каменные стены отныне для нее не преграда. Достаточно одного лишь желания, чтобы очутиться сначала в опустевшем колодце, а потом и наверху.
Сад изменился. Деревья подросли, наполнились соками. К колодцу клонила ветви крепкая яблоня. Наталья села на бортик своего колодца, перебросила через плечо косу, улыбнулась ночному небу. Тот, кто снова вернул ее в мир живых, еще пожалеет. Очень сильно пожалеет…
– Значит, вот так это работает… – Знакомый ненавистный голос, постаревший, растрескавшийся, как земля без дождя. – Всего одна капля крови – и ты, моя бессмертная стражница, уже здесь, готова служить, готова уничтожить любого, кто рискнет приблизиться к колодцу.
И сам он постарел. Седые волосы стянуты в жидкую косицу, вислые усы, нос, сделавшийся еще длиннее, костлявые руки, торчащие из рукавов расшитого драконами халата. На левой ладони – свежая, сладко пахнущая кровью рана. Старик. Теперь уже точно старик, беспомощный, дряхлый… Дотянуться, сжать кадыкастое горло руками, выдохнуть в пергаментные губы мертвый воздух. Или утопить, утянуть в колодец…
По поросшей колючей травой земле не нужно идти, над ней можно парить. Это приятно, это дает ощущение свободы. Вот он совсем рядом, и глазом моргнуть не успеет, как станет таким же, как она, – мертвым… Пришло время для мести.
Больно… Разве может быть больно тому, кто ничего не чувствует, у кого нет ни души, ни тела?! Что же тогда превратило ее в горстку
– Ты всегда была нетерпелива, любовь моя. – Он улыбается, правой рукой поглаживает медальон на своей груди. Серебряная рыба, та самая, которая сторожит ее мертвое тело. Его охранный амулет и ее проклятье. – Нетерпелива и глупа. Пришло время научить тебя играть по правилам. Теперь ты Хозяйка колодца, ты хранишь вход в потайную пещеру. Я знаю, тебе скучно там, под землей. Тебе хочется убивать. Такова твоя натура, я сам тебя такой создал. Резвись, убивай! Любого, кто посягнет на мои богатства!
– Ненавижу…
– Я знаю. Ненавидеть у тебя получается лучше, чем любить. Меня это устраивает. Вполне.
Костлявая рука касается ее щеки, и ей кажется, что она чувствует его прикосновения. Это странно, это что-то давно позабытое, но хранящееся где-то в потайных уголках души. Если, конечно, у нее вообще есть душа.
– Наступают лихие времена. – Он улыбается, прячет медальон под халат. Он точно знает, что она не отважится, не осмелится причинить ему боль. Потому что, пока медальон у него, его боль – это ее боль тоже. – Люди потеряли страх и уважение. Все хотят денег, все знают, где их можно взять. Надежды на живых нет никакой, но ты, любовь моя, ты ведь меня не подведешь.
Она не подведет. Ей уже не терпится найти хоть кого-нибудь, на ком можно выместить свою ярость. Как бы было хорошо встретить тут, на узких тропках того, кто ее убил.
– Я вижу, тебя мучает жажда. Так всегда бывает, я читал об этом. Но его тебе не достать, он погиб. Я слыхал, пал героем, защищая Порт-Артур от японцев. Да, в этом мире постоянно идут войны. Здесь весело! Осмотрись, привыкни к своему царству. Я буду навещать тебя. Мне приятно твое общество. Ты прекрасна, любовь моя, гораздо прекраснее живых женщин.
Он был грязен и жалок, шум, который он издавал, когда крался по ночному саду, разбудил бы и мертвого. Во всяком случае она его услышала, выглянула из колодца. Мужик в лохмотьях опасливо оглядывался по сторонам, вслушивался в звуки ночи. В руках у него был нож.
Про этого безумца она знала все, прочла по его лицу, как в раскрытой книге. Он так же, как и она сама, вышел на охоту. Его манил огнями дом, ему мерещились спрятанные там несметные богатства. И нож в грязной руке он держал с привычной уверенностью. Она знала, что нужно делать. Знания эти были у нее внутри, она возродилась с ними.
Он видел то, что хотел видеть: пышнотелую селянку, с белыми плечами и едва прикрытой грудью. Селянка сидела на краю колодца, улыбалась призывно, заплетала пшеничную косу. Селянке был нужен он, и только он. Даже нож его ее не пугал. Он тоже не испугался, ни тогда, когда вместо пышного, как поспевшие булки, тела руки схватили пустоту, ни когда невидимая сила увлекла его под воду. В колодце она была хозяйкой, здесь все были в ее власти. Здесь, как верный пес, ее ждала серебряная рыба. Уже подросшая, с локоть длиной.