Хозяйка кондитерской "Подарю вам счастье"
Шрифт:
Кеннет быстро взглянул на часы, а затем побледнел. Ну ни дать ни взять, скромный юный послушник из монастыря с весьма строгим уставом, а не взрослый мужчина в самом расцвете лет. Впрочем, мне этот заворожённый взгляд только на руку. Я знаю, что хороша собой, спасибо за это природе и маме с папой, но особых иллюзий насчёт того, что смогу напрочь отбить мозги своей эффектностью Кеннету, не рассчитываю. Вполне достаточно того, что он уже растерян, а выбитые из колеи люди обычно становятся рассеянными и не могут сконцентрироваться, особенно если продолжить их провоцировать, отвлекая внимание. Поэтому, не дождавшись приглашения, я, лишь слегка покачивая бёдрами, чтобы не показаться чересчур вульгарной, но при этом сохранить на себе
На этот раз вспыхнула стопка папок справа. Опомнившись, Кеннет щелчком погасил пламя, развеяв даже запах жжёной бумаги без следа. Кашлянув, мужчина поправил узел на шейном платке, а затем чуть севшим голосом произнёс:
– Приношу свои извинения, госпожа Айвори, за допрос в столь позднее время. Заработался и не обратил внимание на часы.
Слегка покачивая острым носком туфельки, я совершенно невинно хлопнула ресничками: – Да-да, я помню, что вы очень занятой человек. Помнится, во вторую нашу встречу отводили мне час на всё про всё. «Допрос» будет длиться ровно столько же или?...
Меня так и подмывало добавить, что это у него бумаги не горят, ой, в смысле не так сильно требуют срочного ознакомления, как приготовление новой партии пирожных и пары тортов в заморозку. На этот раз бледность на поросших аккуратно подстриженной щетиной щеках Кеннета сменилась внезапным румянцем. Однако он быстро пришёл в себя и положил ладони на стол, уперевшись в его кромку большими пальцами.
– Госпожа Айвори, вы на самом деле не так всё поняли, и на благотворительном вечере действительно хотел принести свои извинения за недоразумение, произошедшее при нашей первой, а также второй встрече. Я принял вас за другую...
– Нет ничего оскорбительнее для женщины, чем услышать, что её приняли за другую... – я щёлкнула ногтем об ноготь, словно проверяя прочность своего маникюра.
– Я не имел цели вас оскорбить или обидеть. Но всё на самом деле не так, как вы думаете. Я вёл дело, во время которого ко мне неоднократно подсылали красивых женщин... очень эффектных женщин с целью выудить информацию или получить доступ к бумагам, касающихся расследования. И тут в оранжерее мне повстречались вы...
– Что ж, приму на свой счёт в качестве комплимента. Но если всё действительно обстоит так, как вы говорите, то всё равно не вижу причины, заставившей вести себя столь развязно по отношению ко мне, причём дважды.
– В том переулке вы оказались как раз в момент задержания главного действующего лица по тому делу. Встретить дважды одну и ту же женщину во время расследования серьёзного преступления – это более чем подозрительно. Оплеуха, полученная мной в оранжерее, а также ваше возмущение вполне вписывались в образ недотроги, специально выбранный для того, чтобы отвести от себя подозрения. Соответственно, мне тоже пришлось примерить на себя некую роль, чтобы понять, кто вы.
– Прекрасно. То есть теперь я же сама и виновата в том, что случайно оказалась не в том месте и не в то время? Давайте начистоту, господин Кеннет, и не будем тратить ни моё время, ни ваше. Вы занятой человек, я – тоже. Расследование дела, основанного на доносе, в котором говорится об использовании афродизиаков и приворотных зелий слишком мелкое для того, чтобы им занялся лично сам главный инквизитор Рортана, а по сути – всего королевства Ангерт. Увидели знакомую фамилию и решили-таки добиться своего, получив ранее неоднократно отказ и нежелание с вами общаться?
Кеннет молчал, глядя прямо мне в лицо, хотя пару раз я замечала, как его глаза перемещались вниз, скользя по длинным ногам, облачённым в
– Я действительно хотел извиниться, но другого способа не нашёл, так как много работаю, а на вечере у Леттери вы не дали мне ни единого шанса.
– Угу. И время поэтому выбрали именно такое.
Кеннет опустил глаза перед собой, словно пытался сосредоточиться перед тем, как сказать что-то важное или, наоборот, неприятное для него самого: – Это тоже связано с тем, что много работаю: просто потерял счёт времени, а инквизиторам был отдан приказ приступить к работе, как только ваша кондитерская закроется.
– Но при этом они выждали пару часов после окончательного закрытия. Довольно-таки странно, не находите?
Нет, всё-таки извиняющиеся мужчины – это всегда «нечто». Особенно в этом мире, где они привыкли править и диктовать женщинам условия не только во всём, что их касается и даже не касается. Вот и сейчас Кеннет мне напоминал очередную «ледышку», скованную приличиями и нормами, совсем не походящую на того разнузданного хама. Хотя не скрою, всё-таки живой огонёк настоящих эмоций мне удалось в нём рассмотреть, значит, ещё не совсем потерян как «живой» человек.
– Я разберусь, чтобы узнать, по какой причине так случилось, что мой приказ был нарушен, – снова подняв на меня глаза, произнёс Кеннет тоном, не вызывающим ни малейших сомнений, что так и будет.
– Допустим, что в результате нелепых стечений обстоятельств, мы неоднократно случайно сталкивались раз за разом. Вы хотели извиниться, вы извинились. Дальше что? Ваши люди не нашли в моей кондитерской ничего из тех веществ, о которых говорилось в доносе. Тем более что это не первые, думаю, и не последние происки конкурентов. Могу даже поклясться, что ничем подобным не промышляю, так как предпочитаю играть честно, и дорожу своей репутацией. На то, чтобы дать показания и подробно ответить на возможные вопросы уйдёт не более получаса. В принципе, можно было уже давно покончить со всеми необходимыми в подобном случае процедурами, или это какой-то очередной изощрённый способ, чтобы затащить меня к себе в кровать, господин Кеннет?
Играла ли я с огнём? Несомненно. Но мне необходимо было снова и снова «тыкать его носом» в его же «вину», закольцовывая тем самым разговор и смещая акцент с официальной причины моего появления в стенах инквизиции, но при этом упоминая о ней вскользь, как о чём-то несущественном.
– Значит, вы так и не приняли мои извинения, – совершенно будничным тоном уточнил Кеннет.
– Почему же? По правилам хорошего тона я не могу их не принять. Это будет попросту неприлично. (Ага, заявила дама, одетая более чем откровенно по местным меркам), – я небрежно махнула рукой. – А как там на самом деле... Разве для вас имеет значение? Сомневаюсь.
– Хорошо, – как-то совершенно неожиданно быстро согласился Кеннет и взял чистый лист бумаги. – Ваше имя, принятое при регистрации?
– Этель Арист, в замужестве Айвори. В настоящее время вдова покойного одиннадцатого графа Айвори Эдварда.
Я действительно не стала изображать из себя особу знатного происхождения, взяв лишь одно новое имя и немного изменив собственную фамилию. Эдвард предлагал выбрать какое-нибудь из местных, означающее то же самое, что и Марина, то есть «морская», но, зная, что вернуться обратно домой невозможно, решила начать жизнь с чистого листа. Тогда муж, бывший в то время просто моим наставником, предложил Этель, основываясь на некоторых моих поступках, ведь оно расшифровывается, как «благородная». Это у Эдварда с рождения было второе имя – Роскелл. Так звали его отца. Традиция. Поэтому полное имя Джеймса, моего пасынка, звучало как Джеймс Эдвард Айвори.