Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
Услышав цену, я мысленно присвистнула. Герасим мог бы меня не напутствовать, хочешь не хочешь, а торговаться придется, знать бы еще, как это делается.
– Пойдемте, барыня, – выручила меня Дуня. – Гвозди хороши, конечно, да дядька Игнат вам не хуже наделает, и в два раза дешевле.
– Что ж вы в коляске трястись до того дядьки будете, важной барыне можно и уступить немного, – тут же включился в игру продавец.
Пока они с Дуней торговались, я успела и повосхищаться спектаклем, и заскучать. Торговец, похоже, заметив это, стал уступчивей и наконец предложил цену, которая устроила Дуню. Он проводил меня к весам,
– Сейчас все отмерим в лучшем виде. Вот, клеймо, мерка честная, все как подобает. – Продавец указал на прилепленную к боку кружки сургучную печать с изображением сражающихся льва и дракона.
– А поближе можно посмотреть? – захлопала ресницами я. – Говорят, всякие негодники дно утолщают…
– Сущие негодники, – согласился сиделец. – А у нас все честно, все по весу.
Он бросил на чашку весов гирьку, зачерпнул меркой самых мелких гвоздей.
– А гирьки можно посмотреть?
– Как вам будет угодно, – льстиво улыбнулся продавец, вручая мне гирьку дном кверху. – Пять фунтов, извольте видеть клеймо.
Я вернула продавцу улыбку, взвешивая гирьку на руке. Пять фунтов – чуть больше двух килограммов, но поди пойми на глаз, если сравнить не с чем. Пришлось коснуться магии.
Под клеймом был высверлен цилиндрик, залитый чем-то более легким, чем чугун самой гирьки.
– Клеймо, говоришь. – Я снова захлопала ресницами. – Наверное, и пристав подтвердит, что все честно. Он тут только что по берегу проходил.
Торговец выхватил у меня из рук гирьку, уронил на пол.
– Ох ты ж, помялась! Наверняка легче стала, сейчас другую возьму.
В считаные мгновения гирька исчезла и появилась новая, на вид ничем не отличимая от первой. Торговец, льстиво улыбаясь, вручил ее мне, я никакого подвоха не нашла и решила, что все же куплю у него.
Мелкие, «с ноготь», как говорили тут, и средние, «с палец», гвозди отправились в плотные холщовые мешки, перевязанные бечевой. Крупные торговец сложил в деревянный ящичек, а здоровенные, которые использовали в строительстве, обернул холстиной и перевязал бечевой.
– Вот, барыня, извольте забирать.
В его улыбке мне почудилось злорадство. И в самом деле, покупала я с размахом, помня, что домашние запасы подходят к концу – кажется, после смерти Настенькиной матери об их пополнении никто не заботился, – а я со своей магией не могу починить все. Так что теперь у моих ног лежало примерно четырнадцать килограммов гвоздей.
Глава 8
Прежде чем я успела попросить сложить все это в один мешок, чтобы поухватистей было, Дуня взялась за два самых тяжелых свертка, легко, будто играючи. Действительно, дома она полные ведра таскала, что ей десять кило гвоздей? Я подхватила остальные и, распрощавшись с ушлым продавцом, отправилась к коляске.
Увидев нас, Герасим окликнул болтающегося рядом мальчишку. Тот взял лошадь под уздцы. Конюх подошел к нам.
– Давайте, барыня. Что ж это сиделец хоть какого парнишку не кликнул помочь?
– Не захотел, – хмыкнула я. – У Дуни прими, ее ноша тяжелее.
Герасим почесал в затылке, но спорить не стал. Впрочем, Дуняша, освободившись от своей поклажи, тут же выхватила из моих рук свертки и, хихикая, стала рассказывать про «помятую» гирьку.
Кучер кхекнул, что, по-видимому, заменяло ему смех,
– Домой везти, Настасья Пална?
– Да ты что, мы только начали! – возмутилась я.
В самом деле. Веревки, толстые, которыми привязывают поклажу к телеге, бельевые и шпагат. Пакля: скрутить в жгуты для подвязки растений, перенабить подушки в старой коляске, на которую даже кредиторы не позарились, да, в конце концов, утыкивать щели – на все магии не хватит. Брезент или подобная холстина: свои запасы я перевела почти полностью, а для работы в саду понадобятся рукавицы, и как бы не пришлось укрывать сад от заморозков. Восковые свечи и просто вощина, если найдется. Деревянное масло для Марьиных лампадок и фонарей, которые я собиралась развесить над крыльцом и у хозяйственных построек. Олифа. Кирпичи Виктор обещал, но позаботится ли о растворе для кладки? Про цемент я тут не слышала ни разу, значит, нужна известь. В земле под сараем оставались еще два горшка, но хватит ли? Лучше докупить, запас карман не тянет. Дверные петли и скобы, крючки и петли для них, бельевые прищепки, иголки обычные и шорные, нитки швейные и банки для консервирования – пусть здесь пока и не знали консервирования. Словом, все те мелочи, что постоянно нужны в хозяйстве и о которых после смерти матери Настеньки никто не заботился.
Почти на каждой лодке повторялись вариации одного и того же спектакля. Где-то облегченные гирьки, где-то продавец так ловко обходился со счетами, что впору было восхититься, чтобы не прибить его теми же счетами. Продавец пеньки – я собиралась навязать из нее чуни, самое то для летней работы в саду – не стесняясь понаставил рядом со своим товаром ведра с водой, как будто влаги от реки мало было. Предложения подсушить товар магией, чтобы не завелась плесень, он не оценил.
Похоже, у «сидельцев» была своя агентурная сеть из мальчишек, болтавшихся на набережной, и весть о придирчивой барыне разнеслась по рынку, потому что как раз после лодки с паклей обманывать меня перестали. Или стали делать это так изощренно, что я не заметила.
Бортник, продающий воск, свечи и мед с небольшой лодчонки, оказался честен. От тепла моих пальцев воск стал мягким, начал издавать легкий медовый аромат, а когда я сбросила с пальцев искру, загорелся ровно, без копоти. И свеча, когда я зажгла одну, взятую из груды таких же, не коптила. Мед тоже был хорош, хоть и засахарился, как ему полагалось к этому времени. Все же я взяла немного, на пробу: в таких условиях примесь муки особо не проверишь. Если дома окажется, что глаза и язык меня не подвели, пошлю кого-нибудь к нему купить побольше, чтобы увезти в усадьбу.
– Домой, – сказала я наконец.
– Не серчайте, барыня, но сперва к модистке и за шляпками. Так барин велел, ежели вы сами не вспомните. И еще велел с вами не спорить, просто делать по-евойному.
Вот, значит, как? Что ж, я тоже спорить не буду, просто сделаю по-своему. Тем более что легкомысленные Настенькины платьица мне самой не нравились. Так что я с чистой совестью позволила модистке навязать мне бальное платье, только не из полупрозрачного шифона, а нормальное, плотное; закрытое платье для летних прогулок в усадьбе, даром что летом мне будет не до прогулок, и платье для верховой езды, которое дополнялось жакетиком, обрезанным под грудью, и панталонами со штрипками.