Хозяйка старого поместья
Шрифт:
Его глаза тоже заблестели, и он отвернулся и долго смотрел на огонь в камине.
– Вы отправили нам все свои деньги, – тихо напомнила я.
– Пуанкаре отказался принять от меня хотя бы ливр, – усмехнулся он. – Они с женой ужасно обижались, когда я называл себя нахлебником.
– Мне кажется, они очень хорошие люди.
– О, да, это так!
– И всё-таки вы должны были нам обо всём рассказать! Мы имели право это знать! Мы все – и я, и ваша мать, и ваши дети!
До этого он старался не смотреть мне в
– Да поймите же, Альмира, я не мог!
– Не могли сразу, – согласилась я, – когда лежали в крестьянском доме во Фландрии. Но потом! Потом, когда вы получили от меня письмо, и узнали, что я не вышла снова замуж, а у вас есть сын!
– Напротив! – возразил он. – Именно тогда, когда я стал получать ваши письма как барон Пуанкаре, я и не мог уже ничего рассказать! Потому что я не мог позволить себе предстать перед вами калекой! Беспомощным, ни на что не способным мужчиной!
Рука его задрожала еще сильней, и я уже не могла сдержать слёз.
– Но неужели вы думали, Эмиль, что в таком состоянии вас будут меньше любить ваши мать или дочь? Что они предпочли бы оплакивать вас как погибшего, а не видеть вас каждый день пусть даже и в этом кресле?
– А вы? Вы, Альмира? – выдохнул он. – Вы не имели оснований меня любить даже тогда, когда я был здоров! Так зачем вам нужен был бы муж, который даже с кровати не в состоянии подняться без посторонней помощи? Мне было бы невыносимо знать, что вы испытываете ко мне не только жалость, но и презрение.
Сначала я хотела ему возразить – так горячо, как только смогла бы. Но потом поняла, что во многом он был прав. Если бы он вернулся ко мне тогда, я вряд ли смогла бы его полюбить. Не потому, что он стал калекой, а потому, что он бы оставался тем самым графом де Валенсо, который сам меня никогда не любил. Наш брак был необходимостью для обеих сторон, и таковым бы он и оставался, если бы… Если бы не эти письма, что связали накрепко Бретань и Прованс.
– Давайте всё оставим как есть, Альмира! – продолжил он, так и не дождавшись от меня ответа. – Возвращайтесь домой и будьте там хозяйкой. А иногда, если вас не затруднит, сообщайте мне о том, что у вас происходит. Мне будет достаточно знать, что у вас всё хорошо.
Неужели он предлагал мне это всерьез? Неужели он думал, что я смогу оставить его здесь и делать вид, что ничего не случилось? Возможно, я смогла бы так поступить, если бы речь шла только о графе де Валенсо, которого я знала прежде. Но ведь за эти месяцы я узнала его совсем другим. И от этого другого я не могла отказаться.
– Надеюсь, письма мне вы писали сами? – осторожно спросила я.
Он усмехнулся:
– Исключительно сам. Я не смог бы доверить их даже лучшему другу. И когда в моей руке что-то есть – нож, ложка или перо – она почти не дрожит.
– Мне показалось, когда я читала их…, – я сделала паузу, пытаясь подобрать
Он посмотрел на меня с изумлением:
– Что вы такое говорите, Альмира? Конечно, я испытывал к вам чувства! С самой первой нашей встречи!
Я недоверчиво покачала головой:
– Простите, но я не верю вам, ваше сиятельство. Вы всегда смотрели на меня как на человека другого сорта – того, кто ниже вас по положению и моральным качествам.
– Это не так, Альмира! – он так сильно подался вперед, что я испугалась, что он упадет с кресла. – Я влюбился в вас с первого взгляда. Я никогда не видел никого красивей вас! Простите, что не считал нужным сказать вам это раньше. Но признаюсь – тогда я видел в вас лишь красивую женщину. О ваших душевных качествах и о стойкости духа я смог узнать гораздо позже. Боюсь, я так никогда и не узнал бы о них, если бы продолжал оставаться вашим мужем.
А мне уже хотелось не плакать, а смеяться – потому что ровно те же слова ему могла сказать и я сама. Потому что я тоже смогла узнать его с другой стороны только по этим письмам.
– Вы привезли из Парижа мою мать – хотя кому, как не мне, знать, какой сложный у нее характер. Вы сделали для нее то, что не сумел сделать я – дать ей дом и семью. И вы стали куда более близким человеком, чем я, для моей дочери. И я никогда не осмелился бы сделать в поместье то, что сделали вы. И боюсь, если бы я был рядом, то и вам не позволил бы этого. Для Валенсоля стало благом то, что вместо хозяина у него появилась хозяйка.
– А теперь? – настороженно спросила я. – Вы же не заставите меня разрушить то, что мы с таким трудом начинали? Вы не велите мне отказаться от производства парфюма?
– Я? – переспросил он. – Как я могу вам что-то запрещать, находясь здесь?
Я хмыкнула и, поднявшись с канапе, сделала шаг в его сторону.
– Но вы же поедете со мной домой, Эмиль? Потому что наш дом нуждается не только в хозяйке, но и в хозяине. А вашей матери нужен сын. А детям – отец. И в этих ролях я уж точно не смогу вас заменить.
Я сделала еще один шаг и опустилась рядом с его креслом на колени. Я взяла в свои руки дрожащую его, и мне показалось, что она перестала дрожать.
– Я никогда не смогу отплатить вам за то, что вы для меня сделали, Альмира.
– Ты сможешь, – сказала я, переходя на «ты». – И мне потребуется твоя помощь – когда наши соседи и знакомые узнают о том, что в имении Валенсоль производятся духи. Они станут презирать нас, и мне хотелось бы, чтобы в этом время рядом со мной был человек, на которого я смогу опереться.
– Я буду рядом, Мира! – тихо сказал он. – До тех пор, пока я нужен тебе, я буду рядом.
И левой рукой погладил меня по голове – как ребенка.